Вне закона

Преследователей душила ярость. Ведь случилось невозможное: тот, кого они подстерегали, сумел проникнуть в тюрьму и освободить заключенного! Они не могли себе простить, что Линмаус так легко и ловко обвел их вокруг пальца.

А тем временем их обидчик со своим молодым другом, проскочив между двумя домами, оказались на пыльной дороге, по которой когда-то гоняли коров. По обеим ее сторонам росли высокие кусты. Беглецы завели в них своих лошадей и затаились за их густой листвой.

С одной стороны до них долетал шум погони, а с другой — возбужденные крики горожан, прибежавших поглазеть на пожар.

Том Дэниельс подъехал вплотную к Линмаусу.

— Ну, Ларри, сегодня тебе удалось совершить невероятное! — с восторгом прошептал он. — Но почему мы не поскакали дальше, а свернули в кусты? Ларри, нам нужно как можно скорее покинуть город. Если они нас поймают, то сожрут заживо!

— Не торопись, — приказал Линмаус. — Сначала надо все спокойно обдумать. На всех выездах из Крукт-Хорна расставлены посты, и они там будут до тех пор, пока не. заметят пожара. Так что давай немного переждем, а потом попробуем улизнуть из города. В пожаре конечно же обвинят меня, потому что у меня были причины ненавидеть судью. А сейчас я хочу подъехать к горящему дому и посмотреть, что там творится.

— Подъехать к дому Бора? — удивился Том, которого начинало от волнения трясти. — К горящему дому? Да неужели ты не понимаешь, что если тебя схватят, то тут же не задумываясь бросят в огонь?

— Извини, но меня распирает любопытство, — пояснил Ларри. — Не на пожар хочу полюбоваться, а посмотреть на людей. Итак, я еду, а ты остаешься в кустах и ждешь моего возвращения. Понял?

— Нет, Ларри, я поеду с тобой.

— Молчи! — осадил его Линмаус. — Ты еще болен и слаб. Так что останься здесь и присмотри за моей Фортуной. Если я скоро не вернусь, седлай Фортуну и быстро смывайся из города. К тому времени посты на дорогах снимут, а Цыпленку Энтони в его состоянии за тобой не угнаться.

Ларри спрыгнул с лошади и, оставив в кустах озадаченного приятеля, напрямик направился к дому судьи. С его слов, им двигало любопытство. И в самом деле, ему не терпелось посмотреть на убитого горем судью, а также выяснить, не обвиняют ли его, Линмауса, в поджоге.

Пробравшись дворами, он оказался почти рядом с полыхающим домом. Теперь от него парня отделяла только толпа людей.

Добрая половина горожан собралась посмотреть, как горит самый большой в их городе особняк. Для них этот пожар был эпохальным событием, о котором можно будет долго рассказывать родным и знакомым, проживающим за пределами Крукт-Хорна. Так что люди стояли и с восторгом в глазах смотрели на дом, из-под крыши которого вырывались огненные языки.

Над его восточной стороной высоко в небо с треском взлетали мириады искр, а одна из новых надстроенных Бором башенок напоминала огромный факел. Нижний этаж здания тоже был объят пламенем, из его окон вырывался огонь. А окна второго этажа, который заволокло густым дымом, стали белыми. То в одном, то в другом из них появлялись красные всполохи.

Цепочка людей с ведрами распалась почти сразу же, как и образовалась. Старые, хорошо просушенные бревна, из которых был сложен дом, горели словно спичечный коробок. За то короткое время, пока Линмаус обходил дом, все деревянное строение объяло огнем.

Немногие добровольцы вместо того, чтобы спасать дом, кинулись выносить из него имущество Бора. Выбегая на улицу, они складывали в саду под деревьями одежду, постельное белье, книги, стулья, висевшие на стенах фотографии, запечатлевшие улыбающихся членов семьи погорельцев, кухонную утварь и массу других малоценных предметов.

Но и эту работу им пришлось прервать — в горевшее здание вбегать стало опасно, так как огонь на первом этаже словно обезумел. Да и от едкого дыма можно было легко задохнуться. Так что толпе ничего не осталось, как немного отступить назад и, сокрушенно покачивая головами, с затаенной радостью смотреть на небывалое в их жизни зрелище.

Наконец Линмаус увидел и самого Бора. Он стоял слева от толпы и одной рукой прижимал к себе рыдающую на его плече супругу, а другой сжимал ладошку младшей дочери.

Ему, как никому другому, было доподлинно известно, какой огромный ущерб нанес его семье пожар. Изо всех сил скрывая охватившее его отчаяние, судья застыл словно каменная глыба и смотрел, как огонь пожирает его имущество. На шаг перед ним на кривых ножках стояла бедняжка Элис и косыми глазенками глядела туда же, куда и ее отец. Нелепо огромный розовый бант, повязанный на ее голове, напоминал трепещущую на ветру птицу.

Девочка по-своему, по-детски, воспринимала обрушившееся на семью несчастье и время от времени, отрывая взгляд от горящего дома, вопросительно поглядывала на родителей.