Вне закона

– Ша! – сказал Костя-одессит.

Из темноты неожиданно и неслышно вынырнул Александр Ефимов.

– О чем, друзья, беседуете? – бодро заговорил он. – Ого! Да тут никак партийно-комсомольское собрание! Не закрытое, надеюсь?

– А что ты думаешь? – сказал Самарин. – С тех пор как Полевого «ушли», никаких собраний. Вот и собрались…

Ефимов хлопнул меня по плечу, кивнул остальным, свойски протянул через костер узкую, холеную руку Богомазу:

– Денису Давыдову привет!

Богомаз подкинул на раскаленные угли сноп сухого хвороста. Пламя взметнулось и обожгло ребро ладони Ефимова. Тот отдернул руку, постоял с минуту в нерешительности и, потеснив меня и Самарина, подсел к костру.

– Так что же у нас не в порядке в отряде? – вновь обратясь к Богомазу, упорствовал я.

Шевцов почему-то бросил на меня злой, предостерегающий взгляд.

– А кто это говорит, что у нас не все в порядке? – переспросил Ефимов.

– Я говорю, – негромко, но отчетливо ответил Богомаз. На минуту у костра воцарилось молчание. – Кто прострелил радиостанцию? – спросил Богомаз, обводя нас спокойным взглядом. – Сегодня лагерь был почти пуст, – все так же спокойно продолжал Богомаз. – Радист отлучился, ушел к ручью. Ни часовые, ни санитарки – никто не слышал выстрела. Стреляли, возможно, из бесшумки… Изменник промазал впопыхах, продырявил только чехол. Но это совсем не значит, что нам следует успокоиться. Кто-то пытался прервать нашу связь с Большой землей – разве можно молчать об этом? Да, среди нас есть предатель. Где он, кто он?

– Неприятная история, – буркнул Ефимов, прикуривая от головешки. – Но разговора вести о ней не следует. Чем меньше бойцов знают о ней, тем лучше для безопасности всего отряда. «Хозяин» сам занят расследованием этого дела. Ненужная гласность только раздует панику, подорвет боевой дух отряда, пустит ко дну этот «Ноев ковчег». Это говорит капитан.

– Такие дела делаются в открытую, – упрямо возразил Богомаз. – Каждый должен знать, что среди нас появился предатель. Тогда мы его скорей разоблачим. Предатель в партизанском отряде страшнее карательной экспедиции немцев. – Богомаз сдвинул брови. – Я останусь в отряде до тех пор, – сказал он тихо, – пока не узнаю, кто среди нас служит гитлеровцам. А потом организую такой отряд, в котором не будет места ни предателям, ни, кстати говоря, огульным расстрелам.

– Благой порыв! – усмехнулся Ефимов. – Но мы все подчиняемся «хозяину», а он не допустит анархии… Если каждый из нас захочет создать собственный отряд…

– Могилевские подпольщики, – ответил на это Богомаз, – ищут связи с Москвой, хотят просить Москву, чтобы нам прислали рацию, позволили создать свой отряд. Мы уверены, что Москва исправит положение и в отрядах Самсонова. А то тут расстреливают девушку за здорово живешь. Полевой бы этого никогда не допустил! Комиссар Полевой был тысячу раз прав, когда предупреждал: без партийного надзора у нас наломают дров!..

– Но Надя не выполнила задания, обманула командира, ушла с поста! – слабо возразил я, цепляясь за те самые доводы, что помогали мне не думать о Наде.

Богомаз внимательно посмотрел на меня:

– Дула самогон, ругала командира, лгала, изворачивалась, не так ли? – Не дав мне времени ответить, Богомаз продолжал: – Надю просто-напросто затравили. Самсонов говорил мне, будто совет десантников постановил расстрелять Надю. Это так?

– Нет, не так! – крикнул я возмущенно, со жгучей обидой. – Верней, не совсем так. Георгий Иванович не мог так сказать. Мы голосовали за строгий выговор. Но потом капитан разослал на операции тех из нас, кто никак не соглашался на расстрел, собрал тех, кто колебался, подключил Иванова, Козлова – они ж тоже десантники, – и проголосовали единогласно расстрелять Надю…

Ефимов швырнул окурок в костер и резко перебил меня:

– Хватит! Я не позволю… Вы что? На командира клеветать? Ты, Шевцов, подпевала Полевого. Тот злится, что Самсонов из основного отряда его прогнал, а ты помогаешь ему оклеветать командира…

2

Таким я еще никогда не видел Ефимова. Гневным, ненавидящим взглядом уставился он на Шевцова.

– Партизанский самосуд… – решительно выговорил Богомаз, перебивая возмущенные возгласы. – К нему можно прибегать лишь в крайних случаях. Партизаны-коммунисты Сибири, помнится, были против единоначалия командира в делах суда. А Самсонов… «Суд и следствие?! – говорил он мне. – Скажешь, мне и немцев надо в плен брать, а потом судить? А чем предатель лучше фашиста?» Командир наш превысил данную ему власть, вступил на опасный путь. Не только полицаев, но и всех, кто не стал еще партизаном, он готов приговорить к смерти. Народные мстители – это не охотники за черепами, а у нас появились такие охотники. Щелкунов – так он хоть парень справедливый, а Василий Козлов совсем свихнулся после расстрела Нади, стреляет в кого ни попади, правого и виноватого. Нам говорят, не ваше, мол, это дело! Нет, мы за все в ответе. Можно ли нас, коммунистов и комсомольцев, заставить молчать силой приказа? Заставить выполнять неправильные приказы? Нет! Никогда! Тогда мы стали бы соучастниками…