Вне зоны доступа

– Я считаю, что мне пора перестать публиковать посты для Мии, – объявила я. – Но я согласна с тем, чтобы позволить Такеру изложить ей свое видение проблемы напрямую, и будь прокляты последствия. Настоящая любовь побеждает и все такое.

– О! Замечательно! В таком случае, можем ли мы отправиться в Вейл? – взволнованно спросил Тим.

– Нет, Тим, – ответила я. – У меня болит промежность. А еще мне нужно убрать кое-какие цифровые следы, просто чтобы избежать будущих проблем для меня – и Мии, конечно.

– Понятно. Тогда к самому быстрому Wi-Fi на Диком Западе, – объявил он. – Чтобы стереть все это с лица Земли!

Миа

Примерно через восемь месяцев после постановки диагноза Майк начал прятаться от меня. Я только что купила ему новый олений рог – больше всего он любил жевать именно его – и он взял его в рот, но вместо того, чтобы жевать его на полу прямо передо мной, он подошел к открытому шкафу в моей спальне, положил его прямо под нос и лег. Я позвонила ветеринару, и она посоветовала обезболивающие и сказала мне, что это может означать, что скоро придет его время. Затем его рентгеновские снимки показали, что рак распространился дальше. Я позвонила ветеринару в университет Мичигана, и она сказала мне, чтобы я была готова ко всему.

Каждый день я просыпалась и говорила себе, что сделаю этот день лучшим для Майка. Контракт по продаже студии был подписан, и я могла большую часть времени работать дома. Я могла возить его в фургоне целый день, много дней, работая в кафе, радуясь Wi-Fi, своему мобильному телефону и свободе, которую они мне предоставляли. Майк мог лежать на мягкой кровати фургона и каждый день встречаться с десятками людей и слышать, что он хороший мальчик, от всех, кто проходил мимо. Вечером после работы он мог сидеть, положив голову мне на колени, и громко дышать в унисон со мной, пока мы смотрели телевизор и обсуждали прошедший день. Он все еще вилял хвостом.

Когда он разбудил меня, чтобы я подняла его с постели посреди ночи, чтобы он мог сам вернуться в шкаф и спрятаться, я поняла, что его время пришло. Я села в шкаф рядом с ним и пообещала ему, что все будет хорошо. Было поздно, и часы тянулись долго. Я спрашивала его о том, что он хочет. Я сказала ему, что не позволю ему больше страдать. Хотел ли он, чтобы его похоронили? Кремировали? Что дало бы ему больше всего покоя? Я легла рядом с ним, заплакала и поклялась ему, что больно не будет. Сквозь слезы я пыталась поблагодарить его. Я старалась убедить себя, что он знает, как я ему благодарна. Когда наступило утро, он поднял голову и посмотрел мне в глаза, пока я лежала, свернувшись калачиком вокруг него, стараясь не прикасаться к тому месту, где это могло причинить боль, но не в силах оставить между нами никакого пространства. Он выдвинул свой нос вперед на несколько дюймов, пока не коснулся моего.

– Майк, – умоляла я его, – пожалуйста, не уходи.

Он слизнул мои слезы с лица.

– Майк, – позвала я. – Майк.

В семь утра я позвонила на домашний номер своего ветеринара и сказала ей, что пора. Она подъехала, и он встал на три лапы и завилял хвостом, когда она вошла внутрь. Может быть, еще слишком рано? Я спросила ее об этом. Если он все еще виляет хвостом, не слишком ли рано? Она покачала головой и сказала мне:

– Когда он все еще виляет хвостом, это самое лучшее время.

Она отправила нас на диван, он дрожал в моих объятиях, и ветеринар мягко сказала мне, что мне нужно перестать плакать и постараться успокоиться. Мне нужно было подумать о его любимом месте и поговорить с ним об этом как можно более радостно. Я сказала сдавленным голосом, полным слез:

– Он мой лучший друг.

Ветеринар ответила:

– Я знаю. И он знает. Сделай вдох и расскажи ему о его лучшем дне.

Я посмотрела на Майка, а он словно говорил глазами: Я тебе доверяю. И я прошептала ему так отчетливо, как только могла:

– Давай вместе вернемся в старую студию. Я буду вести урок, а ты будешь моим особым гостем. Можешь ходить по любому коврику, который тебе нравится. Все будут останавливаться, чтобы погладить тебя, когда ты будешь подходить, даже если они должны стоять в позе равновесия. Можешь сидеть на платформе в конце урока, и все поднимутся к тебе еще до того, как уберут свои коврики, и скажут: Какая хорошая собака. Какая милая хорошая собака, и будут говорить тебе самые теплые слова и позволят тебе облизывать их потные руки.

Я сделала вдох, и он немного закачался. Я строго сказала себе: Сделай это, Миа. Будь смелой. Я проглотила слезы.