Вне зоны доступа

Нажмите ЗДЕСЬ, чтобы просмотреть ленту.

Нажмите ЗДЕСЬ, чтобы найти похожие аккаунты, которые могут вам понравиться.

Очевидно, что после того, как блинчики закончились, мне нужно было кое-что сделать. Я позвонила, чтобы убедиться, что моя сестра все еще в больнице. Она была там. Я не знаю зачем – часы для самоубийц? Для заживления ее ран? Но это было неважно: я не была брезглива. Из-за того, что я сделала когда-то, мой отец ненавидел отделения неотложной помощи и сказал мне не отдавать его в одно из них, когда он станет слишком стар, чтобы решать самому. Полагаю, это означало, что он умрет на заднем сиденье моей машины на больничной стоянке.

К счастью, я ничего не помнила из той ночи. Я помню только, как проснулась, приняла лекарство и почувствовала себя немного лучше, но все же немного измученной. Я очень, очень устала. Я помню, что мой папа был там, и моя мама тоже пришла, и они были холодны, но вежливы друг с другом. Я помню, как папа сказал, когда я засыпала и просыпалась, что, может быть, мне стоит переехать к нему. Я помню, как мама интересовалась, будет ли выглядеть странно в моих заявлениях на поступление в колледж отказ от всех моих обязательств по отношению к моей нынешней школе. Помню, я раздумывала: нужно ли указывать мою попытку самоубийства в заявлении на поступление в колледж?

Сейчас же я припарковалась на огромной парковке, подошла к стойке регистрации больницы и спросила Джессику Оданц. Никто не задал мне вопрос, почему я вообще спрашиваю о ней. Здесь не было металлоискателя, не было досмотра сумок на предмет запрещенных вещей. Они просто сказали мне номер ее палаты и объяснили, как добраться до ряда лифтов.

Я нашла все это очень раздражающим. Я могла бы быть сумасшедшей, репортером или, что еще хуже, юристом. И у меня была наготове совершенно замечательная история для прикрытия. Я полагала, что выгляжу как школьный психолог. Я носила только туфли на плоской подошве, и во мне была старомодность, от которой я никак не могла избавиться, хотя я и не очень старалась. У меня не было школьного удостоверения личности, но могло же быть так, что человек просто забыл его, когда бросился в больницу, чтобы навестить своего ученика-самоубийцу. В любом случае, все это неважно. Никто не ничего не спросил. Я поднялась к палате 632 – по какой-то причине для этого потребовалось три лифта, что нельзя назвать эффективным – и начала бродить по коридору.

На самом деле у меня не было плана действий. Моя уловка с психологом – это все, что я смогла придумать. Полагаю, мне следовало просто зайти и поговорить с Джессикой. Мне нужно было дать ей понять, что она не одинока и что все, что она сейчас чувствует, вполне понятно. Жизненно. Мне нужно было сказать: «Я знаю это место, где ты находишься, между мостом и водой. Ты прыгнула, собиралась прыгнуть, но, когда упала, тебя охватило сожаление, потому что точно так же, как человеку свойственно хотеть, чтобы та боль, которая привела тебя на этот мост, прекратилась, так человеку и свойственно бояться, видя смерть, несущуюся навстречу».

Мне нужно было сказать все это, не упомянув о том, что я тоже однажды делала это.

Я начала пытаться придумать хорошую ложь о том, почему я понимаю ее положение. Слова, которые заставили бы ее открыться мне. Мысль о том, что кто-то может открыться мне, почти смехотворна, но когда-то, давным-давно, она доверяла мне. Что, если бы я могла снова стать тем человеком, которому она доверяет?

Прежде чем я успела придумать, как сказать что-либо из этого, медсестра выбежала из палаты, разговаривая по маленькому коммуникатору в стиле «Звездного пути», закрепленному на нагрудном кармане, и чуть не врезалась прямо в меня.

– Джессика, к тебе пришли! – крикнула она, обернувшись назад.

– Она в порядке, – бросила она мне. – Заходи.

И что мне оставалось делать, кроме как войти в дверь?

Первое, что я заметила в своей сестре, – это то, что в этом году она намного красивее, чем была даже на позапрошлое Рождество. У нее появилась новая острота в глазах, острота, с которой она смотрела на меня прямо сейчас. У нее также были сальные светлые волосы, собранные сзади в конский хвост, и больничный халат, так что она была далеко не в лучшей форме. Но в ней было немного живости, которой я не ожидала, – не в той, кто пыталась покончить с собой.