Вне зоны доступа

Хотела бы я заставить ее понять, что все гораздо более тонко. Если бы ее не кормили с ложечки нереалистичными ожиданиями каждый раз, когда она открывала свой телефон, если бы она не была частью статистики, которой можно было бы продавать товары, источником данных для отбора, если бы каждое объявление, которое она видит, не было так идеально разработано, чтобы соответствовать ее собственным ощущаемым недостаткам, она, возможно, не была бы так подавлена. И если бы такие люди, как Миа Белл, не зарабатывали себе на жизнь, рассказывая всем, какие они идеальные, возможно, Джессика не чувствовала бы себя такой чертовски несовершенной в конце каждого дня.

– Ты уверена, что от него тебе не становится хуже? – спросила я. – Все эти отретушированные фотографии и – я искала безопасную тему, но вспомнила глупую – свадьбы мечты?

– Нет. Я знаю, что все это ненастоящее.

Теперь я знала, что она лжет. Если она не верила в Мию Белл, то почему спросила ее, хотелось ли ей когда-нибудь умереть?

– Дай мне свой телефон, – попросила я.

– Зачем?

– Хочу показать тебе, что люди, за которыми ты следишь, инфлюенсеры, не настоящие.

Она долго смотрела на меня.

– Это странный разговор, – призналась она наконец.

– Не такой и странный, – возразила я. – Хотя я не настолько сведуща в искусстве ведения беседы. Тем не менее, мы обмениваемся информацией. Это в значительной степени было моей целью приехать сюда. Для обмена информацией, которая поможет тебе оправиться от попытки самоубийства.

Джессика покачала головой.

– Здесь никто не говорит «попытка самоубийства». Они все говорят: «пациент, требующий внимания». И «поведение, вредящее самому себе».

– Помада на свинье, – бросила я.

– Вот именно. Дело в том, что все эти эвфемизмы заставляют меня чувствовать себя идиоткой. Как будто я даже не смогла убедительно изобразить самоубийство.

– Ты была даже слишком убедительной, – заметила я. Я почувствовала, как все эти старые чувства, эмоции, которые я ненавижу, подступили к моему горлу.

Мы обе молчали. Как правило, многие из моих приступов паники возникают из-за переживаний, которые касаются, пусть и мягко, того первого месяца, когда я вернулась из больницы после того, как попыталась покончить с собой с помощью таблеток. Тот первый месяц был ужасен, потому что я боялась самой себя. Я шла по дому и повсюду видела способы покончить с собой. Я видела шнуры для занавесок, кулинарные ножницы, бритву моего отчима и гигантский комод из красного дерева, который, безусловно, можно было опрокинуть на себя одним удачным рывком. Я просто не могла доверять себе, чтобы не сделать этого. Я думала, что сделаю это во сне, если не наяву. Всякий раз, когда я оставалась наедине с самой собой, мне казалось, что я заперта в комнате с убийцей. Потребовалось очень много времени, чтобы мои лекарства подействовали.

– Они оказывают тебе надлежащее лечение? – спросила я.

Джессика кивнула.

– Антидепрессанты, стимуляторы, успокоительное и снотворное на ночь, что кажется немного ироничным.

Я подумала о том, чтобы сказать ей, что снотворное ее мамы было моим оружием выбора. Вместо этого я сказала:

– Для того, чтобы таблетки заработали, требуется много времени. Иногда недели, иногда месяцы.

– Они мне так и говорят.

– Когда ты сможешь вернуться домой? Когда ты будешь в стабильном состоянии?

– Когда я стану стабильной, мои родители отправят меня в сумасшедший дом.

– Что? – Я сразу вспомнила «Пролетая над гнездом кукушки». – Какой еще сумасшедший дом? – Когда меня выписали из больницы, я сразу же вернулась в среднюю школу. Тогда нужно было задуматься о среднем балле.

– Там лежит брошюра, – кивнула она. Когда она указала на нее, я впервые заметила, что на левой руке у нее пустой порт для капельницы, а из кармана халата выходят провода, подключенные к кардиомонитору. Я увидела кислородную трубку, свисающую у нее с шеи, но она была выключена. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я был на месте Джессики, но в процессе лечения мало что изменилось. Ее жизненные показатели были в норме уже три дня. Любого другого отправили бы домой. Она действительно находится под контролем.

Я взяла брошюру. Клиника по лечению суицидальных мыслей в Колорадо-Спрингс для молодых людей. На брошюре изображено дерево.

– Что ж, это защитит тебя, – сказала я. Я почувствовала необъяснимую ревность. Джессика вздохнула.

– Значит, ты на их стороне.

– Наверное, так оно и есть. Я хочу, чтобы ты жила.

– Ты едва знаешь меня, – упрекнула она.

– Что ж, это правда. Я вижу тебя только раз в год. Может быть, ты ужасный человек.

– Я не ужасный человек.

– О, – вздохнула я. – Ну, в любом случае, тебе все равно не стоит убивать себя. Даже если ты действительно злодейка, государство в конце концов позаботится об этом, причем с немалыми затратами для налогоплательщиков.

– Боже, Пейдж! Ты такая странная.