Вне зоны доступа

– На самом деле я очень посредственная. Я выделяюсь только в своей профессии, которая, хотя и сложна и обременительна, в то же время очень конкурентоспособна, и я также приличный программист. А еще у меня исключительный кредитный рейтинг. На всех остальных фронтах я абсолютно среднестатистическая американская женщина.

– Хорошо, – согласилась Джессика. Она смотрела в потолок. – Значит, ты не странная. – Впервые за весь этот разговор Джессика Оданц села.

– Эй! – воскликнула я. – Тебе можно это делать?

– Делать что? – спросила она.

– Ну не знаю. Сидеть? Двигаться?

– Конечно. Мне еще положено гулять, но я не могу выйти на улицу, так что на самом деле они имеют в виду, что я должна десять минут таскаться по тридцатифутовому коридору этой психушки, а затем возвращаться сюда.

– Это не психушка, – возразила я. – Похоже, в этой больнице нет психиатрического отделения. Это общая медицина. Гораздо лучше. Знаешь, – предложила я, еще раз пытаясь дать ей возможность воспользоваться моим опытом, – тебе не придется говорить об этом с людьми, когда ты вернешься домой. Люди будут колебаться, стоит ли поднимать этот вопрос. Всем будет очень неловко из-за этого.

– Правда, что ли? – Теперь, наконец, она потянулась к прикроватному столику и схватила телефон. Это была старая модель, вероятно, старый мамин телефон, и корпус черный с блестками. Она убрала уведомления и повернула экран лицом ко мне.

– Ты права насчет неловкости, но не насчет нерешительности.

Первое сообщение – от номера телефона с кодом близлежащего города и словами «Ты мертва»? Следующее сообщение от кого-то по имени Ильза П., и в нем говорилось: «Это правда? Ты приняла таблетки?» Там было еще, может быть, шесть едва грамотных текстовых сообщений, в которых спрашивалось об особенностях ее попытки самоубийства. Времена изменились. Когда я вернулась домой, никто не знал, что я сделала. Мой отец сказал директору моей средней школы, что у нас в Азии возникли семейные проблемы, и именно поэтому я так долго не ходила в школу. Я должна отдать ему за это должное – достаточно расплывчатые, чтобы означать практически все, что угодно, а Азия слишком большая, чтобы это можно было проверить.

– Значит, ты популярна? – спросила я.

Она покачала головой.

– Я не пользуюсь популярностью. Я лишь инфоповод.

– Ну, ты мне нравишься, – сказала я ей. Мне было приятно обнаружить, что, как и в гораздо более юном возрасте, взрослая Джессика умна, сообразительна и находчива, с ней очень легко общаться.

– Ты странная.

По внутренней связи раздался голос, объявляющий время окончания посещений и приказывающий мне уходить.

– Часы посещений почти закончились, – повторила я зачем-то. – Я скоро вернусь.

– К этому времени я могу уже быть в сумасшедшем доме.

– Серьезно? – спросила я.

– Вероятно, нет. Я думаю, это займет некоторое время. Но я не уверена.

– Ну, если тебя здесь не будет, я поеду туда.

– Почему – спросила она. – Разве тебе не нужно возвращаться к своей работе? Которая такая конкурентоспособная?

– Нет. Не нужно. В данный момент я почти не занята.

– Значит, тебе больше нечем заняться, кроме как болтаться с больной на голову?

– Да. Вот и все. Кроме того, я остановилась в очень хорошей гостинице.

– Что ж, – заключила Джессика, и я рада была увидеть, что блеск в ее глазах такой же яркий, как и всегда, – в таком случае, в следующий раз, когда придешь в гости, принеси торт с запеченной в нем медкартой. Я хочу, чтобы ты вытащила меня отсюда.

Миа

Моим первым инстинктом после броска телефона было пойти прямо домой, взять свой ноутбук и поехать в кафе с хорошим Wi-Fi. Вторым – найти адрес какой-нибудь кофейни в телефоне. Третьим – осознать, что, черт возьми, я только что бросила свой телефон с горы, и теперь у меня нет сотовой связи или возможности публиковать что-либо на Pictey, Facebook, Instagram или даже на чертов Yelp. Бога ради, Yelp!

И я сделала это нарочно.

Я, должно быть, была не в своем уме.

Прямо сейчас, прямо в эту секунду, любой человек в мире, действительно любой, мог пытаться связаться со мной.

Опра Уинфри, возможно, звонила мне прямо сейчас, чтобы пригласить меня заняться йогой вместе. Редактор из Нью-Йорка, возможно, звонил, чтобы предложить мне контракт на книгу. Кинопродюсер, возможно, захотел бы снять фильм о моей жизни.

Интересно, что именно было бы в этом фильме? Актриса, сидящая в своей квартире, прокручивающая ленту и нажимающая кнопочки, а затем выставляющая фотографии? Моя жизнь не совсем подходила для следующего «Фри-Соло». И в этом, напомнила я себе, и был смысл моего поступка. Я собиралась прожить жизнь, достойную того, чтобы снять о ней фильм, теперь, когда я не связана ничем и свободна от цепей технологий. Я собиралась праздновать свободу и жить, по-настоящему жить.

Чтобы внести ясность: я понятия не имела, что именно это включает в себя. Я пошла искать маму в ее саду. Она готовила что-то из овощей.

– Мам.

– О! Вот ты где. Дай мне ту штуку с листьями.

– Растение?