Внебрачная дочь

– Торжественно обещаю! – я дала шутливую клятву, а внутри стало так тепло. За один день я из «неведомой зверушки», какой себя считала, превратилась в девушку, с которой самый завидный жених строит планы на будущее.

Мне казалось, что за спиной медленно расправляются крылышки, о существовании которых я и не подозревала. Хотя и раньше знала, что и внешность у меня не всмятку, и с мозгами порядок, но была я настоящим гадким утенком. Которого все пинали и клевали.

Сейчас же я превратилась в лебедя, который научился летать.

И меня уже не трогали колкости, которые по привычке бросали мои бывшие одноклассницы, не захотевшие учиться за границей. Их безумно бесило, что я с Грином. И мне пытались «открыть глаза», заявляя, что он наиграется и выбросит, как использованный презерватив, что я ему не ровня и все в том же духе.

Но было еще одно обстоятельство, которое меня беспокоило. Это отец Грина. Когда мы знакомились, Бельский – старший был вежлив, но удивленно приподнятая бровь сигналила: меня не рассматривают как серьезное увлечение. И думаю, он приложил руку к тому, что случилось.

Мой мир разрушился, как сверкающая огромная пирамида из бокалов с искрящимся шампанским от неловкого движения пьяного гостя.

Вот только что все любовались праздничным великолепием, переливающейся игрой света в стекле и игристом напитке, пенным водопадом стекающим с верхушки вниз. Такая хрупкая и впечатляющая красота.

И вдруг все посыпалось вниз, превращаясь в груду осколков и огромную, лужу, пенящуюся жалкими остатками шампанского.

То же произошло и с моей жизнью. Еще недавно я могла завидовать сама себе. Меня приняли в универ вне конкурса, у меня самый замечательный парень. Мы любим друг друга и скоро поженимся.

И вдруг все разбивается вдребезги, раня битым стеклом душу.

После пары по культурологии меня подкараулил тот, от кого я подсознательно боялась получить пакость. Герман, Бельчонок. Несмотря на то, что я часто бывала в доме Грина, с бывшим одноклассником мы практически не пересекались. Так же и в универе, он делал вид, что учился, но его факультет находится совсем в другом корпусе. Мелькнула мысль, что в нашем-то ему делать нечего. Да и в это время он еще не просыпался, насколько мне известно. Рядом с ним, елейно улыбаясь, стояла сладкая парочка прихвостней, которых он прикармливал.

– Ну что, крошка, говорили тебе, чтоб ты губу не раскатывала на Грина? Ты для него, как мышка для кошки. Он поигрался, получил, что хотел, и все. А ты, дурочка, решила, что какая-то особенная? Ты пустое место. На, смотри!

Герман сунул мне под нос телефон.

Мне показалось, что по лицу кто-то мазнул широкой кистью, обмакнутой в полыхающее пламя. Дыхание перехватило, щеки запылали, а горло сдавило будто тисками. Не узнать Грина нельзя. Это его обнаженный торс со свежей повязкой на плече запечатлело фото. И взлохмаченную, как после бурной ночи, рыжеволосую девицу, обнимавшую его за талию. Очевидно, он так устал, объезживая эту кобылицу, что просто вырубился. Это не могла быть старая фотография, периода «До меня». Он поранился, упав с мотоцикла недели две назад. И сейчас еще у него пластырь.

Горькая обида захлестнула так, что перед глазами потемнело, и я испугалась, что могу упасть. Как контуженная, я не соображала, что делать. Острой болью билась в висках мысль: я не должна показывать этим паршивцам свою панику. Сознание будто выключилось, и я действовала на автопилоте.

Отвернулась, чтобы не видели моего обезумевшего взгляда, и полезла в сумку. Достала телефон и ткнула в первый попавшийся номер. Даже если это был бы номер доставки пиццы, я все равно бы спросила, где у нас следующая пара. Мне нужно было выиграть немного времени, чтоб прийти в себя и не разреветься на глазах у своих «доброжелателей».

К счастью, первым в списке оказался номер Булочки, моей единственной подруги.

– Алле! – Привычно томным голосом, изображая светскую львицу, только под утро вернувшуюся с вечеринки, пропела она.

– Ольчик, во сколько у тебя примерка? – ляпнула я первое, что пришло в голову. Очевидно, подруга была сильно шокирована и поэтому несколько мгновений просто молчала, пытаясь сообразить, не повредилась ли я умом. Но мне ответ и не нужен был, я начала нести какую-то чушь, отвечая сама себе.

Маневр удался. Я пошла в направлении женского туалета, лишив Германа удовольствия поглумиться надо мной.

– Алле, подруга?! – Булочка наконец сообразила, что у меня какой-то форс –мажор. – Что случилось?

Но ответить я уже не могла. Спазм сдавил горло, и я едва смогла выдавить: «Потом расскажу».

С колотящимся сердцем я нырнула в туалет и захлопнула кабинку. Опустив крышку унитаза, я уселась на нее и только тогда дала волю слезам.

Глава 13