Внебрачная дочь

К тому же свежий ветерок забирался под свитер и холодил кожу. Посмотрев прогноз погоды, я опрометчиво не надела куртку. А сейчас по дурацкой привычке неуверенных в себе людей, загадала, что если дождусь звонка от Грина здесь, значит, все будет, как раньше. Теперь хотелось прикусить язык, потому что понимала всю степень глупости таких «загадываний».

Одно то, что заработаю насморк и предстану перед Грином красоткой с сопливым носом, уже будет выглядеть не так, как раньше. Пришлось убеждать себя, что отморозив пятую точку, я никак не решу проблему.

Если он собирается позвонить, то позвонит по-любому. Включив вибрацию, чтоб почувствовать сигнал, в метро и маршрутке я прижимала сумку к себе. Прислушивалась, топая к дому, но с каждым метром все больше и больше отчаивалась. Внутри все сжималось от давящего чувства неминуемой потери.

Пока я плакала в сквере, мне казалось, что все образуется. Теперь же надежда таяла.

Грин не позвонил ни вечером, ни на следующий день. И когда я уже хотела наступить на свою гордость и послать хотя бы смс-ку, обнаружила, что в моем телефоне нет номера Грина. И вся переписка, которая была частью летописи нашей любви, стерта…

Глава 16

Не зря говорят: «Беда не приходит одна». Не успела коркой покрыться рана на моей душе, как свалилась, как снег на голову, новая проверка на прочность. Господи, как я мечтала быть девочкой-цветочком, носить нарядные платьица и жить беззаботно. Просто учиться, получать похвалу и свободное время тратить на книжки, прогулки, кино. Я мечтала о роликах, школе живописи, теннисе и поездках на море. В общем, я хотела быть современной принцесской.

Я даже рисовала себя (насколько хватало умения) на кораблике: в бело-синем платье, белых спортивных туфельках в настоящей соломенной шляпке и с плетеной сумочкой. Или с теннисной ракеткой в рюкзачке. А все на меня смотрят и понимают, что я не просто девочка, а целеустремленная, разносторонняя девочка.

На деле же нарядных платьиц у меня не было. Как не было и всего остального. Море я видела в фильмах, а теннис, ролики и мольберты с красками так и остались в мечтах. Потому что мы всегда экономили.

Даже здесь, живя на всем готовом и имея возможность откладывать деньги, мы не позволяли себе ничего. Мама даже не брала положенный отпуск, и ясное дело, летом отпуска не было и у меня.

Но я даже не заикалась о том, что хотела бы поехать в какой-нибудь лагерь, потому что боялась стать неблагодарной дочерью. Я никогда не забуду, как когда-то давно, еще в начальной школе, решилась попросить телефон.

Вместо ответа мама отвезла меня в детдом «на экскурсию». Чтобы проучить меня, она нашла с кем договориться.

– Вот посмотри, как живут ребята, которых мамы не стали воспитывать, а отдали государству. У мам не было денег на капризы своих деток, поэтому они отдали их в детдом. У них нет даже своего уголка. Нет своих игрушек и книжек. Они ждут очереди в туалет и моются раз в неделю. Называется – банный день. Они едят одну перловку. И им нельзя выходить за территорию.

В один момент мне моя жизнь показалась той самой жизнью принцессы. С расширенными от страха глазами, я оглядывалась вокруг. Выкрашенные до половины в отвратительный грязно-зеленый цвет стены, вытертые до проплешин ковровые дорожки и отвратительный запах какой-то кислятины, преследовавший нас везде.

В каждой комнате огромное количество кроватей, а вдоль стены белые шкафчики. Такие, как в переодевалке в спортзале. А гулявшие во дворе дети только добавили градуса ужаса.

В глазах некоторых читалась тоска, у кого-то надежда. Но больше я видела злобных взглядов. В довершение моего личного апокалипсиса, я услышала, как кто-то смачно плюнул вслед нам.

Надо ли говорить, что больше я никогда ничего не просила?! И жутко боялась расстроить маму, потому что призрак детского дома витал над моей кроватью.

И какой я испытала ужас, когда утром меня стошнило, а мама была рядом!

– Ты что беременна? – холодно спросила она. Даже не холодно. В голосе послышался настоящий лед. Такой, что казалось он везде. И стоит сделать шаг, он захрустит под ногами.

– Нет! – я испуганно вытаращила глаза, пытаясь сдержать следующую волну.

– Здесь все продукты хорошие. А если бы ты съела в институте что-то некачественное, плохо стало бы уже к вечеру, – пригвоздила она.

– Кто он, – этот вопрос произнесен был так же, с той же интонацией.

– Мама, со мной все в порядке, – пролепетала я, хватая воздух ртом, чтоб как-то погасить рвотный позыв.

– Я вижу. Еще раз спрашиваю: кто он? Или ты хочешь, чтоб я искала твоих одноклассников и выясняла у них, с кем ты шлялась? А может мне в институт ехать? Умеет кататься, пусть научится и саночки возить! Или ты на улицу с пузом пойдешь?

Я и раньше побаивалась матери. Но сейчас, когда я сама от страха и непонимания того, что со мной происходит, едва держалась на ногах, мне стало по-настоящему страшно. От одной мысли, что мама обивает пороги домов моих зажравшихся одноклассников и требует выдать «автора пуза», у меня в глазах потемнело. Тогда и в универе насмешек мне не избежать.