Внебрачная дочь

      Молчи, бесчувственный! Ты боль мою

      Не врачевать пришел, а приумножить!

      Увы! Слепые силы естества,

      Лишенные главенствованья духа,

      В борьбе друг с другом рушат красоту.

      В былые дни восторг отца витал

      Над неустанным таинством творенья.

      И вдруг: все замерло, и скорбный взор

      В отчаянье распад и тленье видит.

        С в я щ е н н и к

      Что свет и воздух хрупко возвели,

      То напрочно хранит безмолвный гроб.

        Г е р ц о г

      Как мудр обычай был великих древних;

      Неспешно сотворенное природой

      Божественное тело в час, когда

      Дух зиждущий его навек покинет,

      Без промедленья предавать огню.

      И если пламя сотней языков

      Взвивалось к небу и, меж туч и дыма,

      Плыло, крылам орлиным уподобясь,

      Тут высыхали слезы, бодрый взор

      Родных и близких, устремляясь ввысь,

      Следил, как новый бог вступает в мир

      Заоблачных просторов олимпийских.

      Сбери в сосуд, из золота литой,

      Новопреставленной священный прах,

      Чтоб я осиротелыми руками

      Хоть что-то ухватил, что я прижать

      К груди бы мог, нетерпеливо ждущей

      Хотя бы этих горестных объятий.

        С в я щ е н н и к

      Излишней скорбью обостряешь боль.

        Г е р ц о г

      Нет, вносишь свет в кромешный мрак страданья.

      О, если б я принес хоть горстку пепла

      В котомке, как паломник многогрешный,

      Босой, в слезах, дорогой утомлен,

      К полянке той, где мы тогда расстались.

      Там - мертвою - ее держал в руках я

      И там же преисполнился надеждой,

      Что мне удастся удержать ее

      Здесь, на земле. Но нет! Ее не стало.

      Вот где я мог бы скорбь увековечить!

      В дни радости я думал Храм спасенья

      Чудесного воздвигнуть здесь. Художник

      Уже наметил мудрою рукой,

      Где проложить тропинки и дорожки

      Сквозь лес, вкруг скал. Уже обкатан круг,

      Где наш король к груди ее прижал,

      Все было предусмотрено с любовью,

      Но начатого руки не продолжат;

      Все прервано, как план моих реформ.

      Но памятник я все ж воздвигну там,

      Из грузных, необтесанных камней,

      Чтоб вновь и вновь паломничать туда.

      В кремнистом царстве, сам окаменелый,

      Там буду жить, пока следы былого

      Великолепья не разрушит время

      И, сер и сир, не рухнет замок мой.

      Пусть порастет травой заветный круг,

      Деревья сучья с встречными скрестят,

      Берез плакучих ветви в грунт врастут,

      Кустарник превратится в лес мачтовый,

      Лохматый мох прильнет к стволам дубов!

      Что мне до времени? Ее уж нет,

      Чьим ростом исчислять привык я годы.

        С в я щ е н н и к

      Бежать таинственных приманок жизни,

      В бесплодное уйти уединенье

      Возможно ль человеку, кто привык

      Разумным предаваться увлеченьям;

      Тем более, когда нежданный мрак

      Тяжелым грузом на тебя налег?

      Прочь, с быстротою взмахов орлих крыльев,

      Отсюда - в чужедальные края,

      Калейдоскопом мира насладиться!

        Г е р ц о г

      Что делать в чужедальней мне стране,

      Когда ее со мною там не будет,

      Единственной услады глаз моих?

      Что мне холмы и реки, дол и лес,

      И эти скалы в их докучной смене,

      Когда они одно твердят: а где

      Она, кого напрасно ищешь всюду?

      К чему мне эта роскошь естества,

      Росы алмазы и морская ширь,

      Глаголющие: ты ее утратил!

        С в я щ е н н и к

      Но сколько же откроется глазам!

        Г е р ц о г

      Лишь юный взор сумел бы мне вернуть

      Природы пренебрегнутую прелесть,

      Когда мое былое изумленье

      Из детских уст нежданно прозвучит.

      Вот почему мечтал я города,

      Леса, поля, все реки королевства

      Объездить с ней - вплоть до морских границ,

      Чтоб взор ее, впивающий безбрежность,

      С безбрежною любовью наблюдать.

        С в я щ е н н и к

      Поскольку ты и в дни безбедной жизни,

      Великий муж, не предавался неге

      Безделия, а ревностно служил,

      У трона стоя, многим сотням тысяч,

      Усугубив достоинство породы

      Своей высоким званьем "человек",

      Взываю вкупе я со всем народом

      К тебе: мужайся! Предоставь другим

      Унынье, изнурившее тебя!

      Трудом, радением о благе общем

      Померкшей жизни мощь ее верни!

        Г е р ц о г

      О, как пуста и как постыла жизнь,

      Когда она проходит в тусклой смене

      Тревог, трудов и сызнова тревог,

      И не предвидишь вожделенной цели.

      В ней только я и видел эту цель

      И радовался, ей гнездо свивая,

      Житейский рай, укромный уголок.

      Тем я и счастлив был, доступный всем,

      Помочь готовый делом и советом.

      Ее отец им дорог, думал я.

      Они мне благодарны. Как же им

      Не полюбить и дочь мою родную!

        С в я щ е н н и к

      Для томной грусти время истекло!

      Совсем другие ждут тебя заботы!

      Дерзнуть о них напомнить мне, слуге

      Ничтожному? В дни общего разброда

      Все взоры на тебя обращены,

      В тебе лишь видят силу и оплот.

        Г е р ц о г

      Лишь тот, кто счастлив, силой наделен,

        С в я щ е н н и к

      Твои сомненья породила боль

      Израненного сердца твоего,

      Но мне она вменяет в долг - тебе

      Все высказать, как перед ликом бога;

      Сказать, что гнев в низах кипит ключом,

      А власть в верхах, чуть что, бессильно рухнет.

      Немногим это ясно. Но тебе

      Куда виднее, чем толпе бесправной.

      Без угрызений совести возьми

      Кормило власти в руки! Буря зреет!

      О родине радея, боль утраты

      Смири! Иначе тысячи отцов

      Своих детей безвременно лишатся

      И тысячи детей отцов своих

      Утратят. Плач надрывный матерей

      У гулких врат узилищ не умолкнет...

      О, принеси - как жертву на алтарь

      Отечества - своих мучений бремя!

      И все, кого спасти тебе удастся,

      К груди твоей отеческой прильнут.

        Г е р ц о г