Внедрение

– Все, пойдем, проведешь меня в штаб, мне надо с нашими связаться. И готовься: вскорости начнешь подписывать кучу бумаг о том, что ты ничего не видел, никого не встречал и всякое такое.

– Это мы подпишем, не страшно, – ответил летчик, идя рядом со мной к зданию штаба полка. – Вот вы бы там, Петр Николаевич, выбили для нас занятия на штурмовиках. А то эскадрилью пригнали, а учиться некогда. Времени за текучкой не остается совсем.

– Опасное это дело, товарищ младший лейтенант, – ответил я. – Это хоть ты осознаешь?

– Значит, для меня, если опасное, – сказал Егор. И ведь не шутит, вон как глаза горят. Точно сумасшедший, что ни говори.

Глава 8

– Двадцать восьмого августа при переправе через реку Ипуть… – Политрук поправил очки, обвел внимательным взглядом присутствующих. – Немецко-фашистские войска, не будучи в состоянии преодолеть мужественное, стойкое сопротивление частей Красной Армии, собрали местное население города Добруш и под страхом расстрела погнали впереди себя женщин, детей, стариков! Озверевшие, потерявшие человеческий облик гитлеровские выродки…

Вот так! Приехал в штаб доложиться Кирпоносу, показать «Голиафа»… может, даже устроить выставку для саперов и разведки. А попал на лекцию политрука.

В зал загнали всех: Аркашу, связисток, даже Ильяза, которого и вовсе поймали в коридоре.

– …Эти злодейские факты еще и еще раз вскрывают звериное лицо подлого врага. – Политрук отпил чаю из стакана, откашлялся. – Таких преступлений мир еще не видел! Таких злодеяний не знала человеческая история!

– Ты в небоскребе наблюдательный пункт закончил делать? – тихонько спросил я, наклонившись к уху Ильяза.

– Ага. Фальшивую стенку с тайной дверью заштукатурили и замаскировали, телефон бровели. Радио установили и настроили.

– А черный ход?

– Кинул канат в воздушной шахте. Бришлось восемь школ объехать: забрал спортивный инвентарь именем комфронта.

Отлично. Я потер руки. Все как заказывали.

– Замаскировать все там надо получше. Чтобы… не знаю, чтобы сам найти не мог, если не знаешь.

– Есть один сбец по маскировке, – подумав немного, сказал Ильяз. – Я узнаю, где он, если не очень далеко, я его бриведу.

Хитрый татарин быстро освоился, понял, что прав у него побольше, чем у простого летехи. Хотя и не наглел особо, только для дела.

– На площади что?

– Да… – Татарин махнул рукой. – Кобаются.

– Пойдешь к ним. Надо сделать тайную захоронку в фасаде здания университета. Чтобы туда вошла вот такая бандура. – Я взял бумажку, нарисовал схему «Голиафа». – Обрати внимание, у него провода идут сзади, надо просверлить стену и пустить их сквозь. Нарастить. Сможешь?

Ильяз почесал в затылке.

– Попробую. А что за зверь такой?

– Товарищи! – Политрук строго на нас посмотрел. – Перестаньте шептаться!

Аудитория на нас неприязненно оглянулась. Политработнику внимали, ловили каждое слово. На галерке сидели только мы с татарином да еще парочка штабных писарей, что взяли с собой на лекцию работу.

– Весь советский народ клянется кровью замученных граждан не давать никакой пощады немецким мерзавцам…

– Давай после лекции дуй в строевой отдел, ищи своего спеца по маскировке… – только и успел я сказать Ильязу, как нас грубо прервали.

– Товарищи, вы, в заднем ряду! – Политрук чеканил слова как в кузнице, аж со звоном отлетали. Не иначе, быть ему старшим политруком вскорости. – Встаньте. Представьтесь. Вам есть что добавить к сказанному мной? – Он потряс номером «Правды», показывая, откуда черпает сведения.

– Старший лейтенант Соловьев, младший лейтенант Ахметшин, – уверенно сказал я, поднимаясь. – Мы как раз по теме выступления.

– И что же вы желаете добавить по теме выступления? – насмешливо протянул политрук. Вид у него был такой, будто ему заявили, что сейчас приведут говорящую кошку, которая расскажет таблицу умножения. На цифру семь. А потом примеры решать будет.

– Вот, товарищ политрук, младший лейтенант Ахметшин, он, вдохновясь речью нашего великого вождя от третьего июля, имеет предложение… – громко начал я, двинув по ноге Ильяза, чтобы со всем соглашался.

Сейчас я тебя твоим же оружием, крыса тыловая, припечатаю. Не знал ты, дорогой товарищ, что у нас, извините за то, что принижаю высоту момента, на зоне, в красном уголке, была подшивка «Правды» сорок какого-то года. И я на спор выучил наизусть статью, где какой-то брехун цветисто рассказывал сказку про то, как великий вождь еще в июле сорок первого года придумал фишку про Великую Отечественную, но до поры до времени из скромности молчал про новое название. И автор приводил примеры из этой речи в доказательство гения лучшего друга всех физкультурников. Короче, я тогда выиграл пачку чая. Маленькую, пятьдесят граммов. Сейчас полностью весь опус не помню, конечно, но пересказать могу уверенно.

– А почему товарищ Ахметшин молчит? – поинтересовался политработник. – А то сами говорите, что инициатива его.

– Так у него дефекты дикции, и он боится испортить слова Иосифа Виссарионовича неправильным произношением, – вывернулся я.