Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны

Вряд ли Гитлер хотел большой войны. Его флот был попросту еще не готов к сражению за Мировой океан. С другой стороны, уступчивость Парижа и Лондона не могла внушить доверия к воинственной тональности, с которой вдруг заговорили Чемберлен и Даладье[6499]. Варшава не хотела идти на уступки, немцы выжидали, надеясь на повторение того, что случилось в Судетах[6500]. Это, разумеется, не означало отказа от подготовки к войне. Она велась с весны 1939 года[6501]. Армия должна была увеличиться с 52 до 102 дивизий. Войска сосредотачивалась у польских границ под предлогом осенних маневров, а в Восточной Пруссии – под предлогом участия в праздновании 25-летия окончания боев под Танненбергом (разгрома 2-й армии генерала А.В. Самсонова в 1914 году). Чтобы избежать необходимости воевать осенью, когда наступят дожди и бездорожье, руководство Германии хотело решить польский вопрос до конца августа[6502]. 21 августа Гитлер собрал совещание высшего командования в Берхтесгадене, где выступил с речью о будущей войне. У присутствующих осталось впечатление – окончательное решение еще не принято[6503]. Для этого были все основания.

Имея опыт переговоров и соглашений с Гитлером, Чемберлен и Галифакс до последнего момента надеялись на решение проблемы Данцига по сценарию Мюнхена, чем и объясняется их поведение в последнюю неделю перед началом войны[6504]. Очевидно, на мирное решение проблемы, во всяком случае на этапе решения проблемы Данцига и Коридора, надеялся и Гитлер. 22 августа британский премьер направил рейхсканцлеру письмо, в котором говорил о своем желании не допустить Европу до новой войны, но при этом однозначно предупреждал его о готовности Великобритании, вне зависимости от того, каким будет «природа германо-советского соглашения», выполнить обязательства перед Польшей, которые правительство Его Величества публично взяло на себя[6505]. Ответ последовал на следующий день. 23 августа письмо Гитлера было вручено Гендерсону[6506]. 25 августа оно достигло Лондона и стало известно правительству. Гитлер предложил переговоры по польскому вопросу, подчеркивая свое желание избежать англо-германского конфликта[6507].

Программа Берлина сводилась к следующим положениям: передача Данцига и Коридора – требование, от которого Германия никогда не откажется. Гитлер считал, что безусловная поддержка со стороны Англии подтолкнула Варшаву к жесточайшей политике по отношению к проживающим в Польше немцам. Он хотел вернуть территории с долей немецкого населения не менее 75 %, а также провести голосование на спорных территориях под контролем международной комиссии. Ну а пока в Лондоне обсуждали предложение Берлина, невозможно было не заметить, что Польша мобилизуется, а в случае осложнений не могло быть сомнений в том, что Германия ответит на польские меры тем же[6508]. 25 августа в своем новом обращении к Чемберлену и Даладье Гитлер был более откровенен – он призвал их прекратить поддерживать Польшу. Вечером того же дня был подписан англо-польский договор о военном союзе. Уже 26 августа руководитель данцигских нацистов Форстер возглавил Сенат Свободного Города, а германские войска стали выходить на назначенные для военных действий позиции[6509].

Утром 25 августа германские военачальники получили приказ готовиться к наступлению на Польшу, которое должно было начаться в 4:30 26 августа. Вермахт должен был, двигаясь с севера и юга, со стороны Восточной Пруссии и Словакии, взять противника в гигантские клещи в районе польской столицы. Но вечером 25 августа последовало распоряжение приостановить выступление. Мобилизация продолжалась[6510]. В Германии всё ещё надеялись на возможность повторения успеха, достигнутого осенью 1938 года. Берлин демонстрировал готовность как применить силу, так и пойти на переговоры. Было сделано предложение дать гарантии владениям Британской империи. 28 августа Лондон предложил посредничество между Германией и Польшей[6511]. Эти предложения были встречены в Берлине с явным удовлетворением и надеждой[6512]. 28 августа Гитлер принял Гендерсона и заявил о своих требованиях: уступка Данцига и Коридора и гарантии немецкому населению Польши[6513]. «Явно пахнет Мюнхеном, – записал в дневнике 30 августа Майский. – Но пойдет ли на английское предложение Гитлер? Пойдут ли поляки? Подождем – посмотрим»[6514].