Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны

Городская почта Данцига была блокирована группой абвера уже в 4:17 1 сентября. Захватить ее врасплох не удалось. Поляки были готовы и оказали энергичное сопротивление[6529]. Здание почтамта было прочным (бывший гарнизонный госпиталь германской армии), оно было построено как опорный пункт, с расчетом на оборону. Здесь имелся склад стрелкового оружия – винтовок, ручных пулеметов, запас патронов и гранат. Почтальоны для Данцига подбирались особо – это были резервисты, прошедшие службу в армии и мотивированные на действия члены «Стрелецкого союза». Фактически это было подразделение польской армии в мундирах почтового ведомства, созданное еще в середине 1920-х для того, чтобы стать передовым отрядом при возможном захвате города. В сентябре 1939 г. в здании круговую оборону заняло около 50 человек сотрудника польской разведки подпоручика Конрада Гудерского. Для подавления огневых точек, подготовленных в окнах, немцам пришлось поставить на прямую наводку артиллерию. В 19.00 1 сентября оборонявшиеся почтовики сдались[6530]. После этого польские военные сохраняли под контролем только полуостров Вестерплатте. К Schleswig-Holstein присоединились эсминцы Т-196 и Von der Groeben. Позиции поляков между обстрелами бомбили пикирующие бомбардировщики. 7 сентября остатки гарнизона сдались[6531].

В 4:45 1 сентября германская армия начала наступление по всей границе с Польшей. Атакующие повсюду действовали успешно[6532]. Началась германо-польская война. Президент Мосцицкий обратился к гражданам страны с призывом объединиться в борьбе с «вечным врагом» под началом Верховного Главнокомандующего и дать «достойный ответ агрессору, как это уже не раз бывало в истории польско-немецких отношений. Весь народ, благословенный Богом на борьбу за свое святое и правое дело, вместе с армией пойдет в бой плечом к плечу до полной победы»[6533]. В 11 утра 1 сентября советник германского посольства Г. Хильгер известил НКИД о возвращении Данцига и о приказе, отданном Гитлером войскам[6534]. 1 сентября Гитлер заявил в рейхстаге: «Теперь мы решили обращаться с Польшей так же, как Польша вела себя [с нами] в течение последних месяцев»[6535].

Внешнеполитическая обстановка первых дней войны не была ясной. В особенности не ясно поначалу повели себя союзники воюющих стран. Еще 31 августа Чиано известил послов Англии и Франции о том, что в случае войны Италия останется нейтральной. 1 сентября Рим объявил об этом официально. Тем не менее Англия и Франция предприняли ряд превентивных мер на случай выступления Италии на стороне Германии. Это весьма беспокоило Муссолини, который даже выступил против такого недоверия. Для протеста были все основания – дуче не был готов к войне и не хотел в нее втягиваться[6536]. Известия об итальянском нейтралитете поначалу вызвали у Геринга взрыв возмущения, но вскоре он пришел в себя. В Берлине пришли к разумному решению – так будет лучше[6537].

В случае с Польшей все было наоборот. Политиков этой страны ждали разочарования. Действия их союзников также вызывали возмущения: Варшава обратилась к Парижу и Лондону за помощью, а те ограничились заявлением протеста против Германских действий[6538]. Правда, поляки не считали, что «так будет лучше». 1 сентября Форин-офис направил ноту в Берлин, предупредив при этом немцев – это не ультиматум[6539]. 2 сентября в 11:30 в кабинете Риббентроп принял в своем кабинете британского посла и зачитал ему ответ на заявление его правительства – Германия отказывалась признать язык ультиматумов и обещала ответить тем же на любые действия в свою сторону. В тот же день эта история повторилась и с французским послом[6540].

Муссолини предложил созвать новую конференцию, но время для соглашений уже прошло. Правительства Англии и Франции вынуждены были выступить[6541]. 2 сентября Чемберлен еще надеялся на сохранение мира, хотя и готовился к худшему. [6542] За два дня британский парламент принял 17 законов, связанных с обороной и потребностями военного времени. Ни у кого не было сомнений относительно ближайшего будущего[6543]. 3 сентября Великобритания и Франция объявили войну Германии. Для Чемберлена это было, пожалуй, одно из самых горьких его поражений. Он сам признал это в своей парламентской речи[6544]. «Это печальный день для всех нас, – говорил он, – но больше всего для меня самого. Все, для чего я работал, все, на что я надеялся, все, во что я верил на протяжении моей политической жизни, – все это сейчас разбито и находится в руинах»[6545]. Противник курса на умиротворение Роберт Ванситарт иронизировал: «Когда мир для нашего поколения сменился войной через пять минут, он начал с объявления, что мы не находимся в ссоре с немецким народом». [6546]