Внезапная помолвка

Софи покачала головой. Тревога в его голосе заставила ее удержаться от слов, которые ему наверняка не хотелось бы слышать.

После секундного колебания Макс кивнул и вышел.

Макс благополучно добрался домой, не встретив никого из знакомых. Когда он оказался в своей комнате, ему хватило одного взгляда в зеркало, чтобы понять, что любой человек, даже не обладая особой интуицией, мог догадаться, что с ним произошло. Несмотря на все старания Софи, его галстук был безнадежно испорчен, а волосы выглядели так, словно он очень старался изобразить стиль coup de vent[3], вошедший в моду с легкой руки Байрона.

Сейчас, когда рядом не было Софи, он с особой силой ощутил безумие того, что случилось. Это его вина. От начала и до конца. Но Макс мог сколько угодно говорить себе, что, зная о ее девственности, должен был сдержаться. Правда в том, что он не хотел себя сдерживать. У него было достаточно возможностей отступить. Он даже говорил себе, что доставит ей удовольствие, которого она так очевидно жаждала, и этим ограничится. Но в какой-то момент все его благоразумие растаяло, как дым.

Макс стянул галстук, охваченный растерянностью, стыдом и удовольствием, смешанным с чувством вины. Конечно, неразумно лишать свою нареченную девственности на полу дома ее тети. Но она была так восхитительна. Сейчас ее нежелание подчиняться правилам и упорное стремление идти тем путем, который она считала правильным, привело… к более чем приятному результату. Но так будет не всегда. Фактически именно оно привело к их вынужденной помолвке, и уже сейчас Софи могла оказаться беременной, потому что он впервые в жизни не предпринял никаких предосторожностей.

Макс снова посмотрел на свое отражение в зеркале. Он никогда не думал о Софи как о возможной матери своих детей, если не считать чисто теоретических соображений о наследниках. Но сейчас это вызвало в его воображении целую вереницу образов, приводивших его в смятение. Большое число племянников приучило Макса к обществу малышей, но мысль о Софи, держащей на руках его ребенка, почему-то вызывала тревогу. Он будто видел в окно чью-то чужую жизнь, и ему хотелось сделать шаг и оказаться в ней. Несмотря на свои странности, она наверняка стала бы хорошей матерью. Если она могла с такой любовью относиться к чужому малопривлекательному мопсу, то, несомненно, щедро одарила бы ею своих детей. Больше, чем он сам. Значит, у его детей будет хотя бы один родитель, способный на настоящую любовь. С леди Мелиссой они стали бы точной копией его родителей. Внимательными, но лишенными настоящего тепла. Ему просто надо убедиться, что Софи понимает всю тяжесть ответственности, которая ляжет на ее плечи. Чем раньше он отвезет ее в Харкот, чтобы она увидела, за что он – а теперь и она – отвечает, тем лучше.

К тому же в Харкоте есть множество мест, где они смогут остаться наедине. Потому что теперь, когда Макс выпустил джинна из бутылки, он чувствовал, что не сможет ждать до свадьбы, чтобы оказаться с ней в постели. И на этот раз это непременно будет постель. Она хотела видеть его? Хорошо, он тоже хотел видеть ее, лежащей в его постели, чтобы он мог узнать, как далеко простирается ее страстность. Если, не имея никакого опыта, Софи так отвечала на его ласки в гостиной своей тети, то он не мог даже представить себе, на что она способна в интимной обстановке его спальни. И ему очень хотелось это узнать.

Макс отвернулся от зеркала. В свое время ему казалось резонным еще немного продлить свою свободу, но сейчас он не видел причин ждать. Ему надо получить специальную лицензию, и уже через несколько дней они уедут в Харкот, где отец Софи их поженит.

А потом он пошлет всех к дьяволу и останется с ней наедине.

Глава 14

– Этого стоило дожидаться! – заявил Брайнстон, когда после танца вел Софи туда, где в окружении других гостей стоял Макс.

В одной из дам она узнала и скандальную леди Джерси. Макс выглядел таким холодным и отчужденным, что Софи с трудом узнавала в этом красивом, импозантном человеке страстного любовника, открывшего ей мир чувственных наслаждений в гостиной тети Минни. Но она точно знала, что каждый раз открывая в нем новые, доселе неизвестные стороны, она обнаруживала что-то новое и в себе. Когда она подошла к нему, его непостижимые серые глаза сверкнули, и она почувствовала, что у нее краснеют щеки.

– Салли, это вас я должен благодарить за то, что мисс Тревелиан позволено танцевать вальс? – Брайнстон почтительно поднес к губам руку леди Джерси. – Если так, выражаю вам свою глубочайшую благодарность. Она вальсирует божественно! Как сильфида или нимфа, ну, в общем, та, что превратилась в водяные брызги. Никогда не мог запомнить имена всех этих греков. Вы не напомните, мисс Тревелиан?

– Извините, нет. В любом случае это звучит безрадостно и для нимфы, и для ее партнера по танцу, – ответила Софи, ощущая, что щеки краснеют еще сильнее. Она чувствовала, что все смотрят на нее в ожидании, что она допустит оплошность. Ей совсем не хотелось снова поставить Макса в неловкое положение.