Вниз по кроличьей норе

Мы уже целых три раза прошли по всей длине коридора до самого МПП, вновь развернулись и двинулись обратно.

— По-моему, хорошо, что ты пытаешься выяснить, что произошло, — заметила Донна.

— Это важно, — сказала я.

— Полиция явно ни хрена не делает.

Не знаю, с чего это я вдруг почувствовала острую нужду вступиться за Систему, которая сочла приемлемым вышибить меня под зад коленкой. Наверное, из-за чего-то глубоко угнездившегося во мне, несмотря ни на что. Никогда не могла припомнить момента, когда мне не хотелось бы стать сотрудником полиции. И до сих пор не могу.

— Я уверена, что они делают все возможное. Нужно время, чтобы выстроить дело, составить список возможных подозреваемых, обработать технические улики…

— Типа как в «Месте преступления»?[52]

Я прикусила язык. Этот дурацкий сериал — натуральная погибель для настоящего детектива, где придумана всякая хрень и выставлена чуть ли не манной небесной. Я сто раз видела, как тщательно подготовленное дело на суде сливается в унитаз, потому что присяжные думают, будто знают всё на свете, насмотревшись таких вот программ по телику. Потому как они слишком тупы, чтобы понять разницу между настоящей криминалистикой и вымыслом.

— Они ведь смогут выяснить, кто бывал в комнате Кевина? — Донна уверенно кивнула головой.

— Не факт.

— Но ведь в наши дни для этого достаточно взять пробы воздуха!

Ну вот, видите?

Мы опять прошли мимо смотровых, мимо кабинета эрготерапии и окошка для выдачи лекарств. Непонятно в который уже раз. Миа, которая явно всерьез отнеслась к своей обязанности держать меня в поле зрения, все-таки предпочла не ходить за нашей парочкой хвостом, словно полная дура, и заняла наблюдательный пост в дверях ординаторской. Мы опять прошли мимо музыкальной комнаты и сто тридцать шестой палаты, возле столовой свернули направо и направились к тамбуру.

Лорен, стоя в дверях туалета, выразительно показала нам два пальца[53].

— Дурочки из переулочка, — бросил нам Ильяс, когда мы проходили мимо.

— Ты ничего не слышала насчет того, что у Кевина с Шоном вышел какой-то спор?

Донна помотала головой.

— В смысле, серьезный?

Она опять помотала головой, широко раскрыв глаза и нацелившись взглядом на что-то впереди. У этих легкоатлетов — сплошная концентрация.

— А как насчет лекарств? — не отставала я. — Ничего не знаешь насчет того, чтобы пропадали лекарства?

Донна кивнула, разворачиваясь возле тамбура и начиная очередной отрезок дистанции. Я прибавила шагу, чтобы не отстать.

— Что?!

— Мои лекарства, — с нажимом произнесла она. — Они постоянно пропадают.

— Да я не про…

— Ну, их по-любому отбирают. Как только я что-нибудь приношу, это сразу конфискуют. И «Гидроксикат»[54], и кофеиновые таблетки… Эта сука Дебби даже слабительное у меня отбирает, представляешь? Забирают у меня все, что мне и вправду нужно, а потом дают мне антидепрессанты и «Квеллс»[55], чтобы остановить слюнотечение, как будто знают, что лучше. Я-то знаю, что мне нужно, Лис, ведь это мой собственный организм! — Она покосилась на меня и покачала головой, со слезами на глазах. — Слабительное, представляешь?..

— Слушай, а в чем тут вообще смысл? Кой толк расхаживать взад-вперед по коридору, словно заводной лунатик, стараясь сбросить вес, который ты все равно не набираешь, поскольку ничего не ешь? В буквальном смысле ничего! Зачем постоянно таращиться на себя в зеркало и думать, что ты толстая, хотя этим занимаются обычные дуры вроде меня, поскольку большинство из нас действительно толстые… в то время как ты выглядишь так, блин, будто только что сбежала из Освенцима или типа того! В смысле, если серьезно… А ты еще тогда вечером про Кевина прогнала, будто он руки на себя наложил! Ты что, не видишь, какая тут ирония ситуации?..

Я остановилась, чтобы перевести дух. Донна уже по-любому ушла от меня вперед, и мне было слышно, как она плачет. Ильяс, который наблюдал за мной, устроившись на развернутом задом наперед стуле у двери сто тридцать шестой палаты, подал голос:

— Давай-давай, скажи ей! Психуше этой костлявой.

Я вдруг почувствовала себя ужасно, что расстроила Донну, и поняла, что надо пока что малость остыть.

Дать себе какое-то время подумать.

Действие моих лекарств стало понемногу ослабевать. Это было уже почти привычное ощущение — словно вода уходила из ванны в сток, и, сказать по правде, не знаю, хорошо это или плохо. Как бы я лучше справлялась со своей рабочей задачей: со всеми этими антипсихотиками и ингибиторами обратного захвата серотонина или без — что бы они, блин, из себя ни представляли? Я даже с определенных пор уже больше и не знала, что такое «ясная голова»! Стояла в коридоре, уставившись в тошнотно-желтую стенку, отдуваясь, как какая-то измотанная старая собака, и прикидывая, что в такой ситуации сказал бы Джонно.

Хотя отлично представляла, что он мог бы сказать.

«Не парься, блин, сделай перерывчик…»

* * *