Вниз по кроличьей норе

Люси задрала руки вверх, вытянув пальцы к панелям потолка, а потом, склонив ко мне голову, прошептала:

— Я слышала, что все это из-за наркотиков, и должна сказать, что это меня ничуть не удивило. Ты ведь знаешь мою историю? Ну, короче, дело в том, что всегда можно опознать это у других людей.

Я поняла, что она имеет в виду. Примерно как копы с одного взгляда могут вычислить в толпе всяких подозрительных типов.

— Наверное, это нечто вроде «гейдара», как у гомиков, только наркоманского. — Люси хохотнула — придурочным, пронзительным хохотком. — Я просто хочу сказать, что наркотики явно были частью жизни Кевина, в той или иной степени.

Я не стала говорить ей, что она попала в самую точку. Судя по всему, я была единственным человеком в отделении — единственным из пациентов, по крайней мере, — кто знал об обнаруженных в комнате Кевина наркотиках, хотя определенно не собиралась рассказывать ей об этом. Любой детектив еще в самом начале своей карьеры должен зарубить себе на носу: ни в коем случае нельзя снабжать свидетеля любой информацией, которая может вызвать у него предубеждение и исказить показания, которые он вам вот-вот даст.

Люси продолжила свои упражнения, закинув голову и вращая бедрами.

— Тебе это как-то помогло, детка?

Не успела я подобрать ответ, как заметила Миа, не спеша идущую ко мне от ординаторской. Она остановилась в нескольких футах от нас и многозначительно улыбнулась, просто чтобы показать мне, что прекрасно понимает, что именно я в данный момент затеваю и чем занималась или собираюсь заниматься оставшуюся часть дня.

Когда это произошло, в тот момент я была просто-таки рада устроить перерыв.

До сих пор точно не знаю, не был ли это просто какой-то ранний отходняк, но я вдруг почувствовала себя так, будто на меня накинули тяжелое мокрое одеяло. Не было еще двух часов дня, а я уже больше напоминала выжатый лимон — совершенно лишилась сил, словно при разговоре с Донной прошла на сотню миль больше, чем на самом деле.

Теперь-то я понимаю, что переутомление было психическим, что перегрузила я голову, а не тело — а у меня как-то по-другому вообще бывает? — потому что занималась всем этим в одиночку. Обычно на подобной работе я была бы лишь частью слаженной команды. Может, переговорила бы с одним-единственным свидетелем, сравнивала бы запротоколированные другими показания или составляла отчет по подозрительным телефонным звонкам на основе распечаток оператора мобильной связи, в то время как Джонно, Бэнкси и остальные члены группы занимались бы совсем другими делами. У меня было бы только что-то одно, на чем требовалось бы полностью сосредоточиться, только какая-то одна узкая область расследования, чтобы вложить в нее всю свою энергию, но сейчас на плечи мне легло абсолютно все, и я поняла, что это малость напряжно, если не сказать больше.

Я побрела обратно в сторону женского коридора, думая о том, что у меня остались еще трое, с которыми обязательно надо переговорить.

Гроссмейстер, Барашек и Певичка.

Хотя с этим пришлось обождать, поскольку прямо в тот момент я поймала себя на том, что едва волоку ноги.

Буквально ввалившись в свою комнату, я рухнула на кровать и беспробудно продрыхла почти целых восемь часов.

17

Вас наверняка не удивит, что как только с ужином и лекарствами после ужина покончено, самая популярная деятельность из сферы вечерних развлечений в наших пределах — это усесться перед «идиотским ящиком», причем не только из-за того, что прозывается эта штука очень подходяще к профилю нашего медучреждения. Вообще-то не думаю, что у нас тут наличествуют настоящие идиоты, но вы меня поняли. У большинства здешнего контингента мозги все-таки более или менее на месте, в отличие от самого телика, но пусть даже у него здесь не самый большой на свете экран и не самый широкий выбор каналов, именно перед ним большинство пациентов оказываются перед отбоем. Чтобы посмотреть, что происходит в мире, или поспорить о том, что происходит, или не обращать внимания на то, что происходит, но все равно по-любому именно здесь.