Вниз по великой реке

Я вглядывалась в дверной проем, хотя мне мешал свет лампы. Я смотрела вниз – туда, где обычно находился спуск к Реке, – и не понимала, что я вижу. Ну, вы же знаете, такое иногда случается. Вместо склона я увидела какую-то яркую длинную полосу, а посреди этой полосы что-то скользило. Мне показалось, будто меня вынули из моей же собственной головы и поместили куда-то в несущуюся пустоту. Я увидела у себя под ногами себя саму: копна спутанных волос и круглые от страха глаза, дикие и странные. Мне подумалось, что, наверное, так себя сейчас чувствует Гулл.

Утенку это все не нравилось.

– Эта вода лезет туда, где всегда был воздух! – воскликнул он и побрел к двери, чтобы попытаться ее закрыть.

Но удалось это лишь Хэрну – у остальных не хватало сил справиться с напором воды.

Я постоянно забываю, какой он сильный, наш Хэрн. А по виду никогда не догадаешься. Он высокий и худой и вдобавок сутулится – в общем, цапля цаплей, под стать своему имени.

Мы долго спорили, что брать с собой, а потом долго ходили по лестнице на чердак и обратно. Робин решила, что надо взять яблоки. Хэрн сказал, что ненавидит фрукты последнего урожая. На самом деле просто никому из нас не хотелось уплывать. Но постепенно нас охватило возбуждение, и погрузка пошла быстрее. Хэрн укладывал вещи в ящики и громко отдавал приказы, а остальные бегали туда-сюда, вспоминая, что́ нам еще понадобится. Мы упаковали столько кастрюль и сковородок, что готовить завтрак оказалось не в чем. И почти всю еду мы тоже упаковали – остался лишь хлеб да сыр.

Робин разбудила Гулла и одела потеплее. На остальных были старые толстые дождевые накидки. Я тку их, только когда позарез нужно, потому что их надо ткать в двойное плетение и на каждую такую накидку уходит несколько недель. Мое будничное платье намокло, а изводить праздничное не хотелось. А кроме того, осточертело бродить по воде, путаясь в юбке.

И я надела старую одежду Хэрна. Я попыталась уговорить Робин переодеться во что-нибудь из старых вещей Гулла. Год назад она бы наверняка согласилась. А теперь вбила себе в голову, что должна быть леди во всем, и напялила свою кошмарную старую синюю юбку – я там допустила ошибку, когда ткала, и узор получился совершенно неправильный.

Гуллу все теплые накидки были малы. Подошла лишь одна – та, которую мама соткала для папы еще перед свадьбой. Моя мама была великой ткачихой. На этой накидке выткана история Халиана Тан Халета, Владыки Горных Рек. Она настолько прекрасна, что, когда Робин подвела Гулла к столу, я просто не выдержала и отвернулась. Накидка маминой работы и синяя юбка Робин – на такое соседство больно смотреть.

Пока мы одевали Гулла, мне пришло в голову, что с ним все не настолько плохо, как мне показалось сначала. Он пару раз улыбнулся и спросил, вполне разумно, не забыли ли мы рыболовные снасти и запасные шпеньки для мачты. Но при этом он по-прежнему смотрел куда-то перед собой и, похоже, не способен был одеться самостоятельно. Я даже подумала: может, он ослеп? Очень было похоже.

Я проверила это во время завтрака – поднесла ломоть хлеба прямо к лицу Гулла. Он моргнул и отвел голову. Брат ничего мне не сказал и даже не спросил, что это я такое делаю, – в отличие от Хэрна и Утенка, – но он явно видел этот хлеб. Я вложила хлеб ему в ладонь, и Гулл его съел. Взгляд у него при этом остался прежний.

– Я уже проверял ночью, – шепотом сообщил мне Утенок. – Он все нормально видит. Тут что-то другое.

Мы сидели вокруг стола, поставив ноги на перекладины стульев, потому что вода лила уже из-под всех дверей – даже из-под передней. Пол превратился в одну сплошную лужу. Тот угол, где стояли мой ткацкий станок и прялка, был выше, и там еще оставалось сухо. И в чулане для мытья посуды тоже, не считая углубления в середине. Мы посмеялись над этим, но я жалела, что нельзя забрать станок с собой. Но мы и без того чересчур нагрузили лодку, так что об этом не стоило даже и заикаться.

В тот самый момент, когда я вложила Гуллу в руку последний кусок хлеба, из очага с шипением вырвалась струя пара.

– Силы небесные! – воскликнула Робин.

Она кинулась к очагу и по дороге забрызгала нас всех. Вода сочилась через камни очага и неторопливо текла на угли. Робин нырнула в это облако пара, схватила совок и сгребла в груду не успевшие угаснуть угли и дрова. Потом она повернулась к нам, кашляя и одной рукой отгоняя дым. В другой она сжимала совок с углями.

– Горшок для углей, живо! Да помогите же мне кто-нибудь!

Сколько я себя помню, огонь в этом очаге никогда не угасал. И мне просто в голову не пришло подумать, как же мы его разведем заново, если он погаснет. От пронзительного вопля Робин даже Гулл дернулся. Хэрн выплеснул воду из большого горшка для углей, который мы обычно брали с собой, когда куда-то плыли, а я сбегала за маленьким, что носили в поле. Утенок схватил со стола кружку и тоже попытался зачерпнуть углей. Он успел набрать всего полчашки, а потом вода полностью залила очаг, и он превратился в черную лужу, над которой поднимался пар.