Внучка берендеева. Третий лишний.

- Хороша? - осклабилася она и повернулась, чтоб, значится, я клеймо ейное в мелочах да разглядела. - Хочешь знать, за что?

И подбородок остренький задрала, так что шея худющая выпятилась. Как только на этое шее голова-то держится? Ее ж двумя пальцами переломить можно.

- Цыц, - велел Еська.

И девка, плечиком дернувши, отвернулась.

- Зося... такое вот... ну понимаешь, почему я матушке сказать не могу. Она не одобрит.

Я только и нашлася, что кивнуть.

Как есть не одобрит.

Да ни одна баба, которая в здравом уме и при памяти, этакое невестки не одобрила б, чего уж про царицу говорить. Она, может, сама б Еське женку выбрала.

Из боярынь.

Чтоб красива, телом обильно, косою толста и при приданом. У этое, мнится, за душою только и есть, что волосья рыжие и норов.

И вот чего мне делать-то?

- И в гостиный двор ей нельзя. А ну как амулет истончится, или еще какая пакость произойдет? Не знаю точно, но вот ощущение у меня такое, что к моей нареченной пакости так и липнут.

Девка хотела чего ответить, но смолчала.

Ох и тяжко ей молчание далося. Я чуяла, как прям ее распирает. Этак и треснуть недалече.

- А бросить я ее не могу...

И вид такой виноватый-виноватый, ажно руки опустилися. И вот чего мне делать с егоною женою? Погнать, как розум говорит? Небось, за дурной норов физии не клеймят. А если так, то... вот оставлю я ее ныне в доме, а она сворует чего. И ладно, когда просто сворует, не велика беда, а вот ежель чего похужей? Наведет мужиков с топорами, а они всех домашних и посекут. Бабка про такое писывала, когда еще при розуме была, и зело того боялася. Вона, даже кобелей во двор купили злющих, чтоб никто чужой не пролез.

...только от духа мертвого да заклятия кобели не уберегли.

- Щучка, значит?

Она нахмурилася.

А бровки светленькие, рыжеватые. Глаза яркие, что самоцветы... подкормить бы ее, а то глядеть тошно, одные кости. С такою спать поляжешь, в синяках подымешься.

- А что? - она оскалилась.

- Ничего, - отвечаю и в самоцветные глаза гляжу, только пусто, не глядится ныне. Капризен мой дар проклятый, когда не надобно, то пожалте, а когда в охоту про кого глянуть, тут тебе ни в жизни не проявится.

- Я, - она еще выше голову задрала, этак и шея переломится, - в милостыне не нуждаюсь...

- Чай пить будешь?

Милостыня... тоже мне сказала. Небось, на милостыню я не богатая. Это бабка моя по столичному порядку взяла моду кажную неделю в храм захаживать. И широкою рукой медяшки сыпать, тем, кто на паперти устроился.

Боярыня.

Не, сама-то не видела, это уже после было, когда мы с нею добре разлаялися, но Станька сказывала.

...а про Щучку молчала.

И ныне сидит тихенечко, не шелохнется даже, в пол глядит.

Боится? Тогда чего ко мне не послала. Вона, людев в доме полно, и сыскался бы мальчонка, чтоб записочку передать. А она...

- Чай буду, - Щучка плечи и опустила. - С вареньем?

- С вареньем...

...а время-то позднее, но пока самовару ставили, пока стол накрывали хрусткою скатерочкою-вышиванкой, пока несли на него пряники и сушки, пироги с черемухой, курники и прочую снедь, вовсе стемнело.

...у меня ж еще реферата неписаная.

Про ковыли.

Иль другая, про пользительные свойства камня-гагата да его применении в амулетах всяческих. И если с ковылями я быстро управлюся, то с гагатом оно сложней. Про камень энтот я только и ведала, что есть он такой...

...ничего, Еська сподмогнет. Только ловить надобно, пока его душеньку вина грызет. Вона, глазки долу опустил, щечкой розовеет, что девка, которая с милым обнималася да тятькою застукана была.

Ага...

...хороша девка, саженны плечи и рожа хитрющая.

- И давно ты тут живешь, - я самолично чаю налила.

Самовар в доме справный, медный да пузатый, начищенный до блеска. При короне, шишками да сосновою щепой набитою. Стоит взаправдашним царем над пузатыми кружками, только бока поблескивают.

- Третий день уже, - Щучка чашку приняла осторожне.

На меня глядит искоса, примеряется.

А вот с Еськи взгляду не спускает. Стоит ему шелохнуться, как прям сжимается вся, будто отскочить готовая... с чего б?

Он ее бил, что ли?

Не, Еська не таков. Дуроват, не без того, но чтоб до бития...

- Ты не думай, - она на чай подула. - Я не буду красть. Я умею, но не стану. Не по чести это. И не наведу на твой дом никого...

- Тоже не по чести?

- Да.

Сухо. И коротко.

- И его трогать не буду. Если первым не обидит.

Еська бровку этак приподнял. Мол, когда это он девок да обижал?

- А... - Щучка на чай глядела. - Ты магик, да?

- Буду. Если доучуся.

- И... как оно? Учится?

- Тяжко, - призналася я, припоминая, что окромя гагата с ковылем у меня еще цельная глава про младшие руны, коии мы с Люцианою Береславовной переучваем. Разбирать надобно, отчего они младшие, и где какую писать можно, а где - нельзя. И отчего нельзя. И что сделать, чтоб все ж можно было.

Замудреная эта наука, магия.

- Но ты же не целительница? - продолжала допытываться Щучка, с меня взгляду не сводячи.

- Нет.

- И значит, можно не на целительский?

- Ну... да... если возьмут.