Магик не сразу ответил. Взгляд отвел.
Вздохнул.
- Во-первых, у тебя есть отец. И каким бы подонком он ни был, Правда на его стороне. Во-вторых... я не настолько добр, чтобы поддавшись порыву связывать себя такими обязательствами. В-третьих, не настолько глуп. Твой отец не похож на человека, который просто расстается с тем, что считает своим. И он тебя вернет. А меня... я не так уж силен. И если в прямой стычке выстоял бы, то от удара в спину... нет, девочка, тебе придется самой жить свою жизнь. Просто помни, что я сказал. В Акадэмию берут с восемнадцати лет...
Она запомнила.
...похороны.
И жрец поет отходную дребезжащим голосом. Он зол. Он стоит рядом и пальцы впиваются в Мулькино плечо, а она и шелохнуться боится, чтобы не сделать хуже.
- Она сама виновата, - это были первые его слова. - П-потаскуха...
Он напился.
И напившись, отвесил Мульке оплеуху.
- И ты потаскухой будешь... нет, не будешь, - он засмеялся. - Не дам. Чтоб моя дочь и в потаскухи... пусть делу учат.
И отдал кривоглазому старику.
Делу учили в подвале.
Темно.
И страшно.
Повсюду веревки натянуты с колокольцами, заденешь такую и зазвенит. Мулька сперва задевала, все не понимала, почему нельзя просто подойти к чучелу, в дальнем конце комнаты поставленному. Да и другие толкали, норовили подножку поставить.
Или просто, стоило на тропу встать, за веревку дергали.
Нарочно.
Старик был полуслеп, но видел.
И ничего не делал. Разве что, когда кто-то оказывался слишком уж близко, мог перетянуть по плечам кривою лозиной, приговаривая:
- Не подставляйся...
Мульку приводил отец. Он же и забирал. Остальные ночевали в той же комнатушке, на грязном полу. А у нее отец был. И что с того, что сама Мулька с радостью променяла б отца на самый дальний и темный угол комнатушки?
Иногда он был добр.
- Ничего, поначалу ни у кого не выходит, зато потом... пойдет. Моя порода. Смотри, не подведи.
Она старалась. Не потому, что не хотела подводить, но боялась, что стариковой трости, что его гнева. Она быстро сообразила - хвалить не станут. Даже если она будет лучше всех, все одно не станут. Зато отцепятся, и это уже хорошо.
И вскоре она тенью скользила по подвалу.
И с глазами закрытыми, сутью своей ощущая, где натянуты веревки. Научилась подходить к чучелу и отступать, едва коснувшись, но унося с собой драгоценный кусок хлеба.
Ее вывели на улицу вместе с другими.
Сперва - на лобное место, поглядеть, как казнят неудачливого вора. Назидательное зрелище, от которого занемели руки. Но разве это ж повод, чтобы не работать? Бояться оно полезно. А кошельки собирать - и того полезней.
Мулькин улов был мал.
И он, ожидавший, что Мулька соберет больше всех, обозлился.
- Что, в шлюхи захотела? - он вцепился в волосы, как делал с мамкой, когда наказать желал. И приложил об угол. В голове разом загудело. - Или работай нормально, или быстро определю, не посмотрю, что ты моя дочка...
...до этого дня он только оплеухи отвешивал. А оплеухи - дело не страшное, их легко перетерпеть.
Тут же он головой в угол впечатал. И что-то хрустнуло, то ли в голове, то ли в носу... юшка полилась. А заодно уж... Мулька сумела вывернуться, ее и этому учили, полоснула по руке его заточенною монеткой.
...надо было по горлу, но она еще боялась убивать.
- Сука, - сказал он, но как-то... с удовольствием. - Знаешь, что я с тобой сделаю?
- Убьешь, как маму?
Она отступила к углу, понимая, что бежать некуда.
...и с восемнадцати берут, а ей лишь четырнадцать. Ко всему дар у нее имеется, это она проверяла, но спящий. А проснется или нет - большой вопрос.
- Осмелела, значит?
В его руке ножик появился, а с ножиком, как Мулька успела убедиться, он управлялся изрядно.
- Сюда иди, - велел он.
И ножиком качнул.
- Нет.
Пусть режет.
Пусть хоть на куски порежет, но терпеть такое Мулька не станет. Она не мать...
...первый удар она пропустила.
Согнулась, отлетела к скамье и о скамью ударилась спиною, только монетку не выпустила, и когда он подскочил, сама ударила, только рука разом онемела. Ничего, вцепилась в ладонь его зубами, стиснула, как умела и держала... держала...
- Цепкая ты, - сказал он, когда к Мульке сознание вернулось. - Щучкой будешь.
Она хотела сказать, что у нее имя имеется, но не сумела издать ни звука. Только стон из горла вырвался.
- Радуйся, дурища, что совсем не зашиб, - он приподнял голову и напиться помог. - Я ж, когда не в настрое, дурею. Сама виновата. Чего под руку полезла?
Он привел целителя, старенького, но умелого, и тот составил переломанную руку. Он мазал синяки пахучей мазью, наполнял Мулькино тело силой, которая ей казалась колючей, что молодая солома. Он же и присоветовал:
- Не зли его, девонька...
Когда б сие было просто.
Нет, пока Мулька оправлялась, он был добр. Привел девку, не Гарунину, та б не стала держать таких размалеванных и наглых, но его девка побаивалась. И худо-бедно за Мулькой ходила. Помогала обтереть тело. Подняться.
До ведра дойти.
И это самое ведро выносила.