Внучка берендеева. Второй семестр

– Это был твой наставник, – тихо сказала матушка и стиснула Игнатово плечо. А его замутило. Чтоб иной какой человек… незнакомый… чужой вовсе. Чужих не жаль. Наставник же… он был суров. И улыбался редко, а хвалил и того реже, но с ним – странное дело – Игнату было легко.

Он, пожалуй, хотел бы стать таким, как наставник… а теперь вот.

– Это сделал твой брат, – матушка позволила отвернуться.

Брата Игнат видел всего-то пару раз. Первый – батюшка привел. Все ему думалось, что будет меж сынами лад, только азарин на Игната глядел свысока, будто бы не он, а Игнат рабыничем был. И держался вольно.

Нагло, как матушка сказала.

Сам-то высок и строен. Темен. Черноглаз. Кафтан из зеленого бархату. Сапоги беленькие, с заломами. На боку – сабля самоцветами переливается… и Игнат подле брата сам себе казался худым, немощным. Небось азарин-то не болеет, холодное воды хлебанувши.

И от сквозняков его не берегут.

Да и…

– …а ты не перечь! – батюшкин голос слышен был во всем тереме. – Как скажу, так и будет. Станешь перечить, то и в монастырь сошлю. Хватит, уже парню голову задурила…

…и ушел, хлопнувши дверь.

Азарина с собой взял.

А тот на коня вскочил легко, не стал ждать, пока холоп скамеечку поднесет. И конь-то у него – не чета Игнатовому. Горячий. Злой.

Красивый…

– Видел, – матушка руку на плечо Игнатово положила. – Совсем твой батюшка разума лишился. Сказал, что вольную ему даст. Понимаешь, что это значит?

Игнат не понимал.

– Меня в монастырь отправит. Приведет сюда азарскую потаскуху… сыночка ее… а с тобой несчастный случай приключится.

Она погладила Игната по голове.

– Ты поймешь… вырастешь и поймешь… у меня не было иного выхода.

И поцеловала Игната.

А ему стало так… хорошо. Матушка его любит. Несмотря на робость, слабость и болезни, от которых Игната не способны были избавить ни заговоры, ни обереги.

…другим разом азарина он увидал после батюшкиных похорон. Тот стоял гордый и злой, что тот жеребец. И пусть лишился он своей сабельки, пусть в прошлом остались и кафтан, и сапоги кожаные, а все одно… не походил он на рабынича.

Игнат спросить хотел… о чем?

О чем-то, казалось, важном. Да только азарин так зыркнул, что слова в горле застряли…

– Не подходи к нему. – Матушка положила руку Игнату на плечо. – Не хватало, чтобы он тебя покалечил… учить его и учить…

Она головой покачала, будто сожалея, что учить предстоит именно ей.

…потом… Игнат не знал, что было потом. Да и не больно-то знать хотел. Своих забот хватало. Дар вот открылся, и матушка, обрадованная, магика позвала, чтоб Игната учил.

А то ж не дело это, боярскому сыну неученым ходить.

…и до той самой ночи, пока полыхнуло, Игнат про брата и не вспоминал. А тут вдруг… вдруг представилося, что не наставник, но сам Игнат лежит на подводе… что он горел. И больно было. Одного дня Игнат уголек схватил, поспорил с дворовым пацаненком, который оные угли ладонью загребал, Игнату показалося, что это просто.

А уголек пальцы обжег.

И больно было! После еще волдыри выскочили. Матушка тогда пеняла за неаккуратность… это ж думать надо. У холопов шкура дубовая, а Игнтушка – боярин, у него нежная кожа.

…с того пожару к Игнату приставили охрану.

А еще холопа, который на вкус яды различать обучен был. Он всю еду пробовал… после-то матушка холопа прогнала, купила артефакт специальный. И то, холопа подкупить можно…

…после артефактов два стало.

И три.

Только не принесли они спокойствия. Напротив, только хуже стало. Несут обед, а Игнату кусок в горло не идет. А ну как новый яд придумали, который перстнем не распознать?

…ведут коня, а у Игната колени холодеют: за конями, чай, пригляд иной, нежели за домом. Вдруг да прокляли? Наслали морок, и стоит Игнату в седло подняться, как полетит конь, понесет по улицам, по закоулкам…

…из дому выходит, и спиною чует взгляд чужой, недобрый.

Спать и то научился вполглаза.

Матушка же про Акадэмию речь завела. Дескать, раз царевич там будет, то и Игнату безопасно. А ведь там этот… ублюдок, который только и думает, как Игната со свету сжить.

…и второй не лучше.

…не хотел ведь Игнат продавать… а как заморочили, заговорили… мол, все одно доучится и свободу обретет, ибо не бывает магиков в рабстве. Ждать уже недолго. Сам-то Игнат не дотянется до братца, ничего-то ему не сделает, а вот азарин…

…обещался в степи увезти.

…и сгинул бы проклятый там, как сгинули до него многие. С ним, глядишь, и страх ушел бы. Свободно дышать стало б Игнату… а кто ж знал, что так оно…

…обманут.

Права была матушка. Никому нельзя здесь верить… никому… а они…

– Ты… – Игнат взвизгнул и попятился, а я стояла.

Смотрела.

Падала в чужой взгляд, в чужую жизнь.

Устала я от того, а все ж…

…никому и никак… матушка письма пишет… женить собралась… Игнат жениться не хочет, но разве ж матушка послушает? Все перебирает девок… и да, он понимает, что должен, что за-ради рода… он – последний лист некогда могучего древа.

И обязан возродить его.

Игнат возродит. Потом… когда-нибудь… когда выучится и магиком станет. Хотя и не так уж велик его дар, а учеба, говоря по правде, скучна. Гоняют, мучают, что холопа. А он ведь боярин.