Внук Бояна

Хан Беглюк, скакавший впереди, обернулся и указал вдаль. Там что-то светлое мелькало над травой, чуть слышно доносился звук рога. Но вдруг солнце вырвалось из тучки, и по склону брызнули золотистые спины выпрыгивающих из травы сайгаков, а дальше за ними показался косяк диких коней.

Хан резко взмахнул камчой, гикнул и понесся им наперерез. Юрко скакал рядом с Зеллой. Она мчалась, припав к шее коня, держа наготове аркан, и свистела разбойным свистом. Ветер трепал ее волосы, вырывающиеся из-под шерстяного шлема. Травы хлестали лицо, но она смотрела вперед разгоревшимися глазами, ничего не замечая, обо всем забыв.

Впереди косяка мчался статный молочно-белый вожак. Он словно плыл над травой, распушив пышный хвост. Его грива взвивалась крыльями, казалось, вот-вот он поднимется над степью и полетит в голубое небо. Юрко скакал прямо на него. Вдруг из травянистой лощины выскочил Асап и взмахнул арканом. Он взвился над головой белого жеребца, натянулся и сразу пал на траву, оборвавшись у самого седла всадника.

Юрко выскочил вперед, метнул свой аркан. Юношу с силой дернуло и вместе с конем бросило на землю. Дикий жеребец с натянутой на шее петлей хрипел и рвался вперед. Тут подоспел хан Беглюк. Он накрепко захлестнул, а подскочившие батуры связали коня. Юрко подошел к нему. Конь дрожал, волосы взъерошились, с губ летели клочья пены, в глазах застыл ужас... Юрко погладил его лоб, и он всхрапнул, впитывая запах врага.

— Юрге, ты неплохо арканишь! — воскликнул хан, подъезжая к русичу, растиравшему ушибленный бок. Половецкие батуры тоже стали хвалить Юрко, его посадку, твердую руку.

Один Асап стоял в стороне, хмуро, с завистью посматривал на русича. Взгляды их встретились. Асап отвернулся и сплюнул. Беглюк подъехал к нему.

— Славный конь! — сказал он, — Стоит целого табуна.

— Я подарил бы его руситу,— проговорил Асап. — На этом коне только к смерти ехать. Он никогда не привыкнет к человеку. У него бешеная кровь. — Глаза Асапа злобно сверкнули.

— Ты, князь, подал мне мысль! По коню найдем и седока... Если он не исполнит моей воли...

Хан не договорил и, повернув коня, приказал воинам доставить дикого жеребца в ханские табуны и пока не объезжать его. А шаманам за удачное моление о дне охоты отвезти в жертву каждого десятого сайгака.

Всадники пересели на свежих коней и рысью двинулись вперед. По толстому слою сухих прошлогодних трав кони ступали неслышно, как по кошме. Из-под копыт вырывались вспугнутые птицы. На буграх посвистывали сурки — сидели целыми выводками и рассматривали невиданное. Иногда из норы выглядывала чернополосая сонная голова барсука и снова проваливалась в землю.

— Хороша охота? — сказал Беглюк, придерживая коня возле Юрко.

— Славное занятие!

— Ты сложишь песню о половецкой охоте?

— У меня есть охотничьи песни о русичах. И лучше я уже не спою.

— Почему же ты тогда не славишь войну? Охота и война дают приятную добычу!.. — Хан свистнул и с гиком погнал своего скакуна.

А батуры продолжали гнаться за табуном. У каждого — по три-четыре лошади на смену. Будут скакать, пока не загонят диких коней до изнеможения, и они, заарканенные, легко пойдут в ханские табуны.

И еще было утро. Беглюк решил поохотиться у озер на лугах, чтобы поупражняться в стрельбе из лука по быстролетным водным птицам. Растянувшись цепью, всадники двигались вдоль сырта. Обогнув заросшую диким непролазным терном узкую долину, они поскакали к реке. От воды потянуло сыростью и прохладой.

Беглюк направил коня к одиноко стоящему дуплистому дубy и спешился. Объявили короткий привал, выпили по чашке кумысу.

Сочная трава на лугу хрустела под ногами. Пряный, душистый запах стоял повсюду. Роса на цветах переливалась под -солнцем светлыми огнями. Местами травы были так густы, так переплелись с цветами, что трудно было пройти.

Обойдя дуб, хан потянул носом.

— Эге-е, да этот старик полон меду! Но сладость — не для батуров: она мучит жаждой. Для лечения этот мед устарел. Ножом не урежешь...

Неожиданно налетели пчелы. Их раздражал запах конского пота. Воздух наполнился густым жужжанием. Кони начали биться.

— Эти золотухи живут в лесах, как руситы, — хмуро заговорил Асап.— Как руситы, живут городами, как руситы, работают по целым дням, будто это самое главное...

— И сильно жалят, — усмехнулся Юрко.

Хан скривил губы в холодной улыбке. Батуры нахмурились: какой кусачий этот русит!

Вдруг хан сердито замахал руками и отбежал от дуба.

— Вражье гнездо! — злобно закричал он, отмахиваясь. — Спалить этот дуб!

Слуги бросились собирать хворост. Один из батуров просунул руку с ножом в нижнее дупло. Вырезав большой темный кусок сота, он попробовал его и, сморщившись, начал плеваться.