Внук доктора Борменталя

Не исключено, Дружок, что ты станешь человеком. Если ты станешь человеком, я тоже стану человеком. Тут Нобелевкой, Дружище, пахнет. Преображенскому не дали, время было такое. Спасибо, что своей смертью умер и памятник поставили. Но поручиться за твое человеческое будущее не могу по двум причинам: во-первых, неизвестно, чем дело кончится, в дневнике деда на этот счет никаких разъяснений; во-вторых, за будущее сейчас вообще никто поручиться не может. Введут в Дурынышах президентское правление, поставят бронетранспортер на шоссе, и будем мы с тобой соблюдать комендантский час без коменданта. Впрочем, комендантом будет участковый Заведеев. Хотя он для этого мало приспособлен.

…Ну, вот и славно, вот и отвязались. Крепко же тебя прежний хозяин прикрутил, не распутаешь. И нас, Дружище, прежний хозяин прикрутил накрепко. Ежели человеком станешь, поймешь – почем фунт лиха. Собакой-то что, собакой прожить можно, а вот человеком…

Твой предшественник, говорят, героем был. Ну, и ты не подкачай. Донор у нас, правда, неизвестный, но это не беда. Я на тебя, Дружок, рассчитываю. Ты все в жизни повидал, живя в этих Дурынышах, вместе нам веселее будет, если что… Так что держи марку Полиграфа Шарикова, героя гражданской, а мы тебе поможем!

А теперь беги прощаться с Мариной и Аленкой!"

Медсестра Дарья Степановна вышла из сельского магазина, возле которого потерянно слонялись пациенты доктора Борменталя в поисках выпивки. Она не спеша пошла вдоль деревни по обочине шоссе, неся в авоське одинокую пачку турецкого чая.

Навстречу ей, прямо по проезжей части дороги, пробежала стая грязных и голодных бродячих собак.

– Дарья Степановна! Погодите!

Дарья оглянулась. Ее догонял Швондер – запыхавшийся, всклоченный, с безумным блеском в глазах. Палка его часто стучала по асфальту.

Дарья с неудовольствием остановилась, холодно взглянула на старика.

– Чего вам? – не слишком любезно спросила она.

– Дарья Степановна, я слышал… Борменталь произвел операцию?

– Ну, произвел. Вам-то что?

– Говорят, результаты странные… – тяжело дыша проговорил Швондер.

– Да вы слушайте больше, что говорят, – Дарья повернулась и пошла дальше.

Швондер поковылял следом.

– Но это правда? Получился человек? У него получился человек? – канючил он сзади.

– Да какой человек? Одна видимость, – Дарья даже не оборачивалась.

– Но расскажите же! Я знать должен, – горестно возопил Швондер, вздымая в воздух свою суковатую палку, будто хотел ударить ею Дарью.

Дарья повернулась, уперла руки в бока.

– Ничего я тебе не скажу, хрыч старый! – прокричала она в лицо Швондеру. – Знаю, куда гнешь! Дмитрий Генрихович – золотой человек. Мало тебе загубленных?!

– Молчать! – взвизгнул Швондер. – Именем революции!

– Да какой революции! Тьфу! – Дарья сплюнула под ноги Швондеру и отправилась дальше, качая головой. – Совсем из ума выжил, ей-Богу!

– Дарья Степановна, кто старое помянет… – залепетал Швондер. – Муж ваш сам виноват. Сеял горох вместо люцерны. Ну и пришлось…

– У-у, паразит! – простонала Дарья.

– Вы мне только скажите: шерсть выпала? – с последней надеждой спросил ей вслед Швондер.

– Да отвяжись ты! Выпала шерсть! Выпала! – снова обернулась она.

– И на морде? – с каким-то особенным волнением спросил Швондер.

– Везде выпала, – сурово произнесла Дарья Степановна и принялась карабкаться в горку к своему дому.

Швондер остался стоять на шоссе, потрясенный.

– Полиграф… Это Полиграф… – бормотал он и утирал выступившие на глазах слезы.

Борменталь выглянул из комнаты дочери.

– Мариша, трусы! Быстро!

– Какие? – испуганно спросила жена.

Они с Аленой находились в гостиной и выглядели совершенно потерянно.

– Какие-нибудь мужские трусы! Не могу же я его так выводить! Не-при-лич-но! – яростно разъяснил Борменталь.

Марина кинулась к платяному шкафу, порылась, кинула Борменталю синюю тряпку. Борменталь поймал одной рукой, скрылся за дверью.

Там послышалась возня, голос Борменталя сказал: «Так, а теперь правую… Не дрейфь, Дружок! Молодец…»

Снова распахнулась дверь, будто от удара ноги.

– Нервных просят не смотреть! – молодцевато выкрикнул Борменталь из комнаты.

На пороге гостиной показалось нечто странное и скрюченное, с остатками шерсти на боках, в сатиновых длинных трусах. Его поддерживали под согнутые локти Борменталь и Катя в белом халате.

– Вот и наш Дружок. Прошу любить и жаловать! – произнес Борменталь с преувеличенной бодростью. При этом он отпустил локоть существа.

Существо сделало попытку опуститься на четвереньки.

– Нет-нет, привыкай… Ты теперь прямоходящее… – ласково сказал Дмитрий.

Существо бессмысленно уставилось на Алену.

– Мама, я боюсь… – прошептала она.

– Ничего не бойся, – храбрясь, сказала Марина и, шагнув к существу, погладила его по затылку.

В ответ существо потерлось головой о Маринину руку.

– Ласковый… – сказал Борменталь.

– Какого пса испортили, Дмитрий Генрихович… – вздохнула Катя.

– Что значит – испортили? – возмутился Борменталь. – Посмотри, какой красавец! Это же человек новой формации! Он у нас еще говорить будет. И не только говорить!.. Будешь говорить, Дружок?

– Гав! – утвердительно отозвалось существо.