Внук доктора Борменталя

– Кстати, чем? – осведомился Борменталь, сбавляя тон. – Я хочу знать: что он сегодня ел на обед?

– В магазине только овсяные хлопья. Ел овсянку… А талоны на него дадут?

Дружок переводил взгляд с Борменталя на Марину, мимикой помогая обоим. Наконец не выдержала Алена.

– Хватит вам! Все о'кей. Помогите мне лучше…

– Да вынь же ты гвозди изо рта! – внезапно закричал на Дружка Борменталь, давая себе разрядку.

Дружок выплюнул гвозди на ладонь, уставился на хозяина: какие еще будут приказания?

– Видишь! – ехидно сказала Марина. – Не себя посмотри. У нас с ним полное взаимопонимание. Правда, Дружок?.. Он уже говорить учится. Дружок, скажи!

Дружок напрягся, зашевелил бровями, потом изрек:

– Демократия. Гласность.

Подумав, он добавил:

– Перестройка – это клево!

– Алена, твоя работа? – грозно спросил Борменталь. – Вы мне человека не увечьте политикой. Бред какой-то! Он должен стать человеком естественным!

– Человек человеку – друг, товарищ и брат, – сказал Дружок.

У Швондера тоже стояла елка, украшенная пятиконечной звездой и увешанная памятными, за отличную службу, юбилейными, членскими и прочими значками, коих за долгую жизнь у Михаила Михайловича накопилось достаточно.

Старенький телевизор в углу передавал что-то предновогоднее, развлекательное, глубоко чуждое. Швондер на него и не смотрел. Он перечитывал старые дела, листая пожелтевшие страницы доносов и протоколов. Наконец он закрыл очередную папку, на обложке которой значилось: «Шариков П.П. Материалы к биографии», и, тяжело кряхтя, поднялся со стула.

Он подошел к стене, на которой висела именная шашка, снял ее, любовно провел ладонью по лезвию.

Швондер накинул шинель и с шашкой в руке направился в кладовку. Он включил там свет, лампочка осветила связанные в стопки дела, полки со старым заржавленным инструментом, листы железа, деревянные чурки. На верстаке стоял точильный круг. Швондер щелкнул выключателем, и круг начал медленно и тряско раскручиваться.

Швондер взялся за шашку обеими руками и прикоснулся лезвием к вертящемуся точильному камню. Из-под лезвия брызнул сноп искр.

Борментали готовились к новогоднему застолью. В наспех прибранной гостиной, между елкой и клавесином, под старым абажуром был накрыт стол с небогатой снедью, стояли бутылки сухого вина и шампанского и бутылка водки. Марина с Аленой хлопотали на кухне, нарезая овощи для салатов, Борменталь с Дружком, одетым в трикотажный спортивный костюм доктора, носили тарелки к столу.

– Дружок, голубчик, захвати мне глубокое блюдо из серванта! – крикнула Марина.

Дружок появился в кухне с блюдом. Вид у него был насупленный.

– Что хмуришься? – спросила Марина.

– Что вы все – Дружок да Дружок… Человеческое имя хочу, – сказал он с обидой.

– Он совершенно прав! – сказал Борменталь, появляясь в кухне. – Я об этом думал. Нужно дать имя и фамилию, и чтобы никаких Дружков!

– Ну, и какое же ты хочешь имя? – спросила Марина.

– Человеческое, – потупился Дружок.

– Предлагаю – Борисом. В честь Ельцина, – сказала Марина.

– При чем тут Ельцин? – поморщился Борменталь.

– Дружок, хочешь американское имя? – предложила Алена. – Мне нравится Грегори.

– Не хочу Грегори. Хочу Василием, – сказал Дружок.

– И прекрасно! – воскликнул Борменталь. – Василий – замечательное русское имя.

– А фамилия? – спросила Марина.

В кухне наступила пауза. Дать Дружку фамилию было нелегко.

– Бери нашу… Борменталь, – неуверенно предложил Дмитрий.

Новоявленный Василий отрицательно помотал головой. Борменталь обиженно засопел, смерил Василия взглядом.

– Почему так? – с вызовом спросил он.

– Еврейская… – совсем поникнув, отвечал Василий.

– Стыдно, Вася, – укоризненно сказала Марина.

– Вот уж не думал, что ты – антисемит, – с удивлением проговорил Борменталь. – Во-первых, если хочешь знать, фамилия Борменталь – не еврейская, а немецкая. Иван Арнольдович, дед мой, происходил из обрусевших немцев. А во-вторых, действительно стыдно… Антисемитизм у нас в семье не в почете.

– Не антисемит я… Просто с такой фамилией… трудно. Будто сами не знаете. Будь вы Сидоров, уже главврачом были бы… – сказал Василий.

– Возможно. Но тебе-то что? Ты собираешься делать карьеру? – иронически спросил Борменталь.

– Собираюсь. Не на шее же у вас сидеть. Я взрослый пес… то есть, мужчина, – поправился Василий. – Я делом заниматься должен.

– Ну-ну… – удивился Борменталь. – Тогда сам выбирай.

– Дружков! – не вытерпела Алена.

– Во! – расцвел Василий. – Это то, что надо.

– Значит, в паспорте запишем «русский»? – саркастически осведомилась Марина.

Василий подумал, снова отрицательно помотал головой.

– Почему же? – спросила она.

– Сами мне читали, что у вас с национальным вопросом творится. То русских бьют, то русские кого-то бьют. А я собака… Хочу остаться собакой по национальности.

– В пятом пункте нельзя писать «собака», – сказал Борменталь.

– Почему? – искренно удивился Василий. – Чукча можно, еврей можно, а собака – нельзя?