Внуки

Как-то в субботу Вальтеру предложили прийти к часу дня в сад ресторана на Славянском острове. Как и было условлено, там под ярко-красным зонтом сидели три товарища. Вальтер подошел к ним, поздоровался и сел. Он не знал никого из них и только о Красавце Вилли уже слышал в гостинице. Это был высокий узкогрудый человек с полным улыбчивым лицом. Говорили, что он ведает переброской нелегальных работников в Германию. А по виду он походил на современного мопассановского «Милого друга», и Вальтер подумал, что рассказы о его дерзких любовных похождениях очень правдоподобны, хотя прежде он считал их досужим вымыслом. Низенький толстяк, говоривший на классическом саксонском диалекте, назвался Рудольфом. Это был политический руководитель эмигрантского партийного комитета. Третий, тоже невысокого роста, но стройный, с худым, изборожденным глубокими складками лицом, Фердинанд, ведал организационной работой.

— Ну, товарищ, как ты себя чувствуешь? — спросил Рудольф.

— Трудно сказать, — ответил Вальтер. — С одной стороны, как воскресший из мертвых, с другой — как выброшенный за борт. Но Прага так хороша, что скрашивает жизнь на чужбине.

— Ты, значит, самостоятельно перешел границу? — Товарищ Фердинанд как-то кисло посмотрел на него.

— Да, у Шрейбергау.

— И все сошло гладко?

— Не так уж гладко. Ведь вы знаете, что моя явка провалилась.

— Откуда нам знать? — спросил Фердинанд.

— А с чего же ты взял, что я самостоятельно перешел границу? — ответил Вальтер.

Рудольф рассмеялся.

— Крыть нечем.

— Да, да, знаем, — подтвердил Фердинанд. — Все в порядке.

Красавец Вилли предложил Вальтеру сигарету и сам закурил. Подошел кельнер, и Рудольф заказал для всех сосиски и пиво. Он достал из кармана коротенькую трубку, набил ее табаком и спросил:

— А теперь что ты думаешь делать?

— Что прикажет партия.

— Понятно. Но что тебе было бы по душе?

— Вы ведь знаете, что я журналист.

— И ты хотел бы опять поработать пером?

— Да.

— В Гамбурге сейчас бушует шторм, а? — спросил Красавец Вилли, приглаживая свои черные, разделенные пробором волосы, которые растрепал подувший с воды ветер.

— Я хоть и гамбуржец, но уж давно не был там.

— А где ты был?

— Разве это нужно вам знать?

— Нет, — улыбаясь, ответил Рудольф. — Нам тебя отрекомендовали, и мы знаем о тебе все, что необходимо.

Оркестр, помещавшийся в саду, на эстраде, заиграл попурри из танцевальной музыки. Кельнер принес пиво и сосиски.

— Не скрою, — начал Фердинанд и так свирепо посмотрел на Вальтера, словно был страшно сердит на него, — я охотно запряг бы тебя в нашу работу на границе, ты производишь впечатление этакого приятного и безобидного парня.

Красавец Вилли чуть не подавился куском сосиски, которую прожевывал; проглотив, он звонко расхохотался.

— Здорово сказано! Ты-то, с твоей людоедской физиономией, уж конечно, не подходишь для этой работы.

— Но руководство решило иначе, — продолжал Фердинанд, ничуть не смущаясь замечанием Вилли.

— Вот как?.. Что же оно решило?

— Тебе предлагается поехать в Париж.

Теперь чуть не поперхнулся Вальтер. Он прошептал, будто это была тайна, которую никому нельзя слышать:

— В Париж? А что мне там делать?

— Будешь работать в Комитете борьбы за освобождение Тельмана.

— Ну, брат, и балуют же тебя! — сказал Красавец Вилли. — Париж! Я бы и сам не прочь…

Вальтер не выказал особого восторга. Он взглянул на город, лежавший по ту сторону Влтавы в солнечном сиянии, на зеленую гору, увенчанную Градом.

— Ты, кажется, охотнее остался бы здесь? — спросил Рудольф, наблюдавший его со стороны.

— Да, очень уж хорош город, и… и так близко от Германии, — ответил Вальтер.

— Я дам тебе письмо к Оскару. В воскресенье напишу.

— Как я поеду? И когда?

— Как? — Рудольф улыбнулся. У него была хорошая, дружелюбная улыбка. — По железной дороге, надо полагать. Перемахнешь через границу. А там — Вена, Инсбрук, Базель. Снабдим тебя всем необходимым — документами, билетом, деньгами. В понедельник или во вторник отбудешь…

— Париж! — Красавец Вилли пожевал кончик своей сигареты. — Туда вы должны послать когда-нибудь и меня.

— Что мы — туристическое общество?

Красавец Вилли, казалось, не слышал резкого замечания; он весь ушел в мечты о Париже.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

I

С высот Венсенна, бывшего кольца парижских укреплений, Вальтер рассматривал панораму гигантского города, лежащего в излучине Сены. Прага — город сказочный, но все же обозримый; Париж — это уж нечто грандиозное, необъятное. Море домов, простиравшееся до самого горизонта, тонуло в полуденном мареве и посверкивало пляшущими бликами, которые отбрасывало раскаленное майское солнце.