Заклинатель коротко взглянул на капитана Флиска, но, не имея привычки обращаться к слуге напрямую, он намекнул генералу Форгайлу:
– Я действительно очень спешил. Проявите вежливость и предложите мне эля.
Очевидно, он ожидал, что Флиск сразу же бросится за чем-нибудь освежающим. Но капитан не тронулся с места. Только из уважения к Форгайлу он не стал оскорблять заклинателя в ответ.
– В таком случае, магистр, – без энтузиазма ответил командир Форгайл, – вам следует спуститься в наш лагерь. Здесь ничего не сыщешь. Мы не позволяем нашим часовым пить на посту. У них непростая служба, и мы делаем всё возможное, чтобы они не расслаблялись.
Вытирая глаза, магистр пробормотал:
– Бригин! Что за место.
Однако настаивать не стал. Возможно, он имел серьёзные причины на то, чтобы так гнать коня. Натянув плащ и накрыв голову капюшоном, заклинатель жестом показал генералу Форгайлу, что готов тронуться в путь.
Когда трое мужчин повернули обратно, к заливу, генерал подмигнул Флиску. Но капитан никак не отреагировал на это, старательно придавая лицу каменное выражение. Он слишком долго унижал сам себя, а потому сразу вспыхивал, когда с ним обращались как с лакеем. И всякий раз, когда его плечо начинало болеть, обида его усиливалась.
С вершины дороги путникам открылся залив.
Его каменистые берега образовывали подобие буквы U с выемкой внизу, шедшей к воде с самого верха, с высоты, на которой сейчас стояли люди. Казалось, кто-то по всему побережью возвёл между морем и Беллегером крепостные стены – такими неприступными были здесь скалы, море кипело и гремело, волны разбивались друг о друга, встречные течения с безумным грохотом сталкивались, разбрасывая во все стороны брызги. Изогнутый риф, маячивший впереди, как крышка к верхней части буквы U, разрывал волны в пену.
Если какой-то волне удавалось обогнуть этот риф, на её пути вставали другие препятствия. По всей бухте, высовываясь из воды, торчали похожие на клыки камни, вода вокруг них пенилась, волны разбегались в стороны, сталкиваясь друг с другом. При чистом небе, когда яркое солнце бросало на воду слепящие блики, синие буруны с белыми гребнями кипели так, что казалось, они готовы были взорваться. А в пасмурный день, такой, как сейчас, море приобретало зловещий, щемящий душу, едкий оттенок, словно жаждало крови.
Но ночью под открытым небом залив, словно по волшебству, преображался, взору открывалось чудесное, восхитительное место. Неистовые, необузданные волны сияли множеством бликов – призрачное свечение бушующего, невыносимо прекрасного моря, зрелище, очаровывавшее даже измотанных постройкой укреплений беллегерцев и амиканцев. В такое время они понимали, почему это место называли заливом Огней.
Всегда, днём и ночью, летом и зимой, вода ревела, разбиваясь о камни. Временами за ненасытным гудением волн не было слышно даже ветра. Временами его штормовые порывы, хлещущие по камням и скалам, перекрывали агонию бурлящих волн. Бывало, этот шум заглушал даже мысли. Тогда капитану Флиску и генералу Форгайлу приходилось знаками передавать свои команды – слов просто не было слышно.
Всё побережье залива было бы недоступно с моря, если бы не выемка в глубине буквы U.
Строение бухты было необычным. Какая-то древняя сила обрушила край обрыва, оставив крутой склон валунов и обломков вплоть до берега, склон, который теперь беллегерцы и амиканцы превратили в дорогу. С того расстояния, где стояли офицеры, внизу, казалось, плавал простой мусор. Но та же сила, что создала это ущелье, уронила в залив громадные куски утёса. На самом деле этот «мусор» был отколовшимися от скал валунами выше человеческого роста.
Виднелись и другие последствия этой природной катастрофы. На расстоянии примерно в триста шагов в обоих направлениях влево и вправо скалы не были такими отвесными, как в других местах, они спускались к морю рядом изломанных уступов или террас. Таких террас было пять, самые верхние располагались ниже края пропасти на расстоянии, в тридцать раз или около того превышающем человеческий рост, самые нижние – не более чем в десять над тем уровнем, где во время прилива бушевало яростное море.
Благодаря многолетней работе, постоянному притоку припасов и новых людей, иногда даже ценой жизни команды рабочих выравнивали эти уступы до тех пор, пока они не стали пригодны для строительства пушечных позиций, прочных зданий, в которых хранился и оберегался от сырости порох, а также складировались обыкновенные и цепные ядра. Все здания возводились из камня.
Бараки, столовые и кухни для рабочих, напротив, были построены из дерева. Они, конечно, с трудом защищали от ветра и ещё меньше спасали от дождя и града, но их можно было разобрать и перенести туда, куда требовалось, чтобы рабочие могли спать и есть рядом с тем местом, где они трудились.