— Вася! Вася, ты обещал! Помнишь, там, на море? Ты говорил, как два пальца об асфальт. Чего молчишь, Вась? — я размазывал слезы по лицу кулаком, сдерживая рыдания. — НЛП, НЛП… Отпусти духов, и тебя отпустит… — и все-таки не сдержался и зарыдал, уронив книгу на стол и уткнувшись в нее лбом.
Прикусил тыльную сторону кисти, стараясь не подвывать. Родители Милоша и Тори с приехавшим подлечиться Ашиусом сидели за праздничным столом, отмечая выход в свет моей первой книги, а я удрал, сославшись на Бубочку, и беззвучно рыдал в своей комнате, как в детстве.
Потому что начал перебирать свои самые счастливые моменты, которых оказалось не так уж и много: три дня на заимке, поездка на море и издание моей первой книги. Они все были разные, эти события, на вкус, на цвет, на запах. Оказывается, счастье пахнет по-разному… Заимка вспоминалась с запахом хвои, море — соленой воды и солнца, а книга пахла типографской краской.
Тори делал вид, что у нас все нормально, если не знать правду, ничего не заподозришь. Он был внимательным и ласковым на людях, заботился о Бубочке, когда был дома. А то, что мы спали в разных комнатах, объяснял моей беременностью. Хотя он хотел спать со мной, но я не пускал его к себе. Мне выворачивало все внутренности, зная, что все это напускное, а секс не равняется любви.
Мари за столом меня мягко, ласково попиливал, отчего Тори такой уставший и замученный, Аши молчал и поглядывал с тревогой, папа вовсю восторгался моим талантом, отцы говорили о бизнесе, а мне хотелось уехать на край света и не видеть никого из них.
Конечно, пока я работал над книгой, я отвлекался, целиком заныривая в мир волшебников и маглов. И только это держало меня на плаву и в сознании. Это и еще Бубочка, который вчера пошевелился. Я уже засыпал, обнимая первый экземпляр книги, присланный мне из издательства, погружаясь в сладкий после пережитого подъема сон, как вдруг теплая рука кончиками пальцев погладила живот. Я расслабленно улыбнулся во все лицо и радостно замычал, приоткрывая глаза.
Тори с букетом полевых цветов в одной руке, другой гладил мой живот и внутри что-то тихонько дрогнуло.
Движение было очень слабым, скорее шевелением, чем полноценным движением, но я чутко уловил его, потому что давно ждал и прислушивался к себе — у Зори уже неделю как шевелился ребенок, а у меня все еще было тихо.
Тори увидел широко распахнутый замерший взгляд, обращенный вовнутрь и застыл, недоверчиво опуская теплую ладонь на живот:
— Это Бубочка? Это он?
Я сфокусировал взгляд на странном выражении лица мужа и глубокомысленно кивнув головой, положил руку поверх его, показывая, где надо гладить. Слабое шевеление повторилось и мы с Тори встретились восторженными взглядами. Наверное, моя улыбка была такой же дурацкой, как и у него, пока я не вспомнил, что это может быть не его ребенок и скривился расстроенно. Тори еще раз огладил выпуклый живот — четыре с половиной месяца уже было не спрятать и не прикрыть.
Он поставил цветы в кружку с водой и вышел, тихо притворив дверь и пожелав спокойной ночи. А сегодня, когда собралась вся семья, я не мог смотреть на счастливые лица этих людей. Они поверили мне, с радостью ждут внука, обсуждают имена и пол, а я подложу им свинью, подсунув чужого ребенка… Я чувствовал себя обманщиком, прохиндеем, проходимцем, плутом, предателем, мошенником, лгуном.
«Вася! Что мне делать, Вася?» — кусал руку я, лежа лбом на долгожданной книге.
«Меньше читать словарь синонимов!» — буркнул он. — «Ну, признайся уже им, наконец, если это тебя так гложет.»
«Правильно! Признаться! И уехать в ебеня, чтобы не видеть каждый день тех, кому я доставляю только проблемы и неприятности, пока они совсем не разочаровались во мне.»
«А если это ребенок Тори?» — завел свою шарманку Василий.
«А если — нет?» — привычно отбрил я. «Сбои в организме из-за вызывающих течку препаратов никто не отменял. Даже тест не показал беременность. Чертов Рикки! Чертов Войто! Дурацкий Милош!»
Я пересчитал деньги, которые мне тогда давал Ашиус, порадовался, что Жабенций Васильевич не давал мне их тратить, сложил в сумку ноутбук, пару футболок, штанов, трусов и носков, умылся и вышел к родственникам, настраиваясь на решительный разговор.
«отмотайте плёнку
моего кино
постелю соломку
уберу говно» — дурашливо прочитал пирожок Василий и сжал кулачки, готовясь к бою.
Комментарий к 32. *Найдено в сети на мужском форуме.
====== 33. ======
Я, решительно нахмурив брови, вошел в гостиную. Тори сразу же поднялся и подошел ко мне, погладив по лицу подушечкой указательного пальца:
— Опять плакал? Что на этот раз? Почему ты ничего мне не рассказываешь, Милош? — он нахмурился, стараясь разгладить складку между бровей, но я недовольно отклонил лицо в сторону, избегая его прикосновений.
И сразу представил безобразную сцену с громкой истерикой о-папы Милоша и тихим заламыванием рук Мари, замершими отцами и бледным Ториниусом, пытающимся меня остановить, вот уже через три-пять-десять минут после моего признания. Речь была отрепетирована и я даже знал, как на нее отреагируют присутствующие.