Меня передернуло и внезапно кровь отхлынула от лица от испуга. По ночам, просыпаясь почти каждую ночь, я думал и о таком развитии событий. А вдруг эти всратые омегологи не разглядели второй плод, так же, как не обнаружил беременность тест? Но это было слишком, запредельно страшно, и я сворачивал вопросы в трубочку и открывал ноут, вчитываясь и отвечая на комментарии к новым главам книги, будь то в два, в три часа ночи, в зависимости от того, когда проснусь, чтобы отвлечься.
Тори потянул меня к себе и усадил-таки на коленки мою внезапно ставшую безвольной от страха тушку, ласково поглаживая по предплечьям, и я задышал и расслабился.
— Нет, Радеуш, у Милли будет один няша, один ребенок. — улыбаясь, ответил муж.
Тихо вошедший в гостиную Хирси поманил к себе Тори и он, извиняясь, ссадил меня с колен и, шепнув, что он ненадолго, вышел вслед за домоуправом.
«Ну, что, будем доставать из рукава Джокера?» — спросил Васятка.
И я понял, что не готов открыть карты.
«Я оставлю им записку. Извинюсь, и попрошу не искать меня.»
С Люсием наедине поговорить не удалось, он боялся оставлять Радеуша одного, чтобы тот опять не набедокурил, и вообще он сильно нервничал в присутствии моих аристократичных свекров, хотя те совершенно лояльно и спокойно относились к присутствию учителя и его ребенка. И даже заговаривали с малышом, чтобы его развлечь.
— А ты знаешь, что такое любовь? — спросил Мари у Рада, улыбаясь.
— Любовь — это крррасиво! Я в галерррее видел! — Рад распахнул глазищи и восторженно продолжил, — Там такие оме-е-еги! — придушенно прошептал он, что сидящие за столом хрюкнули и резко потянули руки к бокалам с водой.
— И альфы, и даже беты, — он стрельнул глазами в Альдиса, — все крррасивые. И целуются! — смутился он.
— А ты, когда вырастешь, кем хочешь стать? — решил свернуть тему странно благодушный Мари.
— Я буду суперрргеррроем. Буду летать над горрродом и спасать омег. — Опять взбодрился Радеуш, вскочил на ноги и стал размахивать вилкой, борясь с воображаемым злом.
— Рад! Немедленно сядь! — строго и резко сказал Люсий и все в комнате замерли, подчиняясь командному голосу учителя. И Рад тоже. Потом гости отмерли и засмеялись, а Люс смутился и засобирался уходить. Столько лулзов словить за неполный час пребывания в гостях — это надо уметь. Но Мари его остановил и заставил остаться. О, Мари был игроком высшей лиги в том, чего он хотел добиться. И мог заставить сделать то, что ему нужно, ни разу не повысив голос и все время улыбаясь.
Тори вошел в гостиную, наклонился ко мне, спрашивая на ушко:
— Что я пропустил?
— Потом расскажу. — в самом деле, не пересказывать же при ребенке его выходки.
— Я договорился на завтра, у нас с тобой вдвоем прием у омеголога, — тихо сказал Тори, но Радеуш услышал и тут спросил на всю комнату:
— А кто такой омеголог?
Тори, стараясь не улыбаться, наклонился к пацану и сказал:
— Это человек, который ищет проблемы там, где другие находят радость.
Отец Торина решил вступить в диалог с юным альфой, чтобы перебить тот флер беспардонности, который возник из-за неловкого вопроса:
— Радеуш, ты уже, небось, за омегами бегаешь? Есть ведь красивые у вас в саду?
— Вот еще! — хмыкнул кудрявый ангелочек. — Буду я за ними бегать! У меня лисапед есть!
— Ве-ло-си-пед, — строго поправил Люсий, все еще красный и смущенный.
За столом громко смеялись альфы с Альдисом и прятали улыбки омеги.
Даже Йента вступил в разговор со смышленым малышом:
— Скажи, мой хороший, висит груша, нельзя скушать. Что это?
— Загадка. — тут же последовал ответ, и смех прокатился новой волной по гостиной.
— Люсий, пожалуйста, не наказывайте Рада дома, — Мари предвосхитил взгляд и реплику, готовую сорваться с языка застыдившегося папы. — Чувствую, у вас готов шедевр «Холст, масло, ремень, попа». Мальчик очень живой и любознательный. Это просто чудесно, Люсий. Приходите почаще разбавить наше заплесневелое общество вашим замечательным сыном. Пообещайте мне, что придете!
Радеуш переводил взгляд с папы на моего свекра, понимая, что только что избежал наказания, но не мог понять, из-за чего.
А я, зная, что это последние дни среди дорогих мне людей, хотел сидеть и наслаждаться их обществом, впитывая любовь и внимание, чтобы потом, в одиночестве, вспоминать эти славные минуты. Но впереди было еще столько дел, и я не мог себе позволить малодушно остаться за столом и тратить драгоценное время на пустяки.
— Прошу прощения, я должен подготовиться к завтрашней презентации. — Вставая, я обвел по кругу всех присутствующих, запоминая их веселыми и расслабленными, не зная, увижу ли их когда-нибудь еще и точно зная, что такого отношения к себе уже не увижу на их лицах никогда. — Люсий, Радеуш, я бы хотел подарить вам книгу с автографом, пойдемте в мою комнату.
Признаваться Люсию в этом доме, где было слишком много лишних ушей я не решился, но оставить о себе хорошую память в виде книги я мог.