Споро работая иголкой, я зашивала только одни зубчики молнии, стараясь не задеть самое дорогое. Дорогого, кстати, не видно, не слышно не было — оно поджалось до состояния аннигиляции. Или это я так сильно оттягивала ткань, боясь уколоть? Я вся сосредоточилась на опасном процессе, и закончив, откусывая нитку зубами, почувствовала, где все это время был нижний мозг моего мужа. Он стоял вдоль застежки, немного отклоняясь влево.
— Охх, ни стыда, ни совести, ни папы, ни отца! Хотя я бы такому красавчику тоже отсосал даже на сцене. — донеслось до меня. Наматывая нитку на иголку и закалывая ее обратно под воротничок, я повернула голову и увидела двух омег моего возраста, нарядно и красиво одетых и ярко накрашенных по случаю праздника.
— Идем! — муж по обыкновению не обратил внимание на окружающих, поднял меня с колен, потянув за руку.
Мы пробрались на свое место на сцене, и буквально тут же, оглянувшись на нас, мэр передал слово «Ведущему специалисту в области ракетостроения, нашей гордости и молодому успешному предпринимателю и его омеге.»
Потом, когда я разглядывала в газетах снимок с нами на первой полосе, где кружочком были обведены пятна на моих коленях и оттопырившаяся ширинка мужа, и то, как обсуждали журналисты наше отсутствие на сцене, я поставила себе галочку, что предыдущие пересуды о неверности Милоша перекрыты этими заметками с лихвой.
А на сцене я этого, слава богу, не знала, стараясь незаметно глубоко дышать и улыбаться. Хорошо хоть Тори не дал мне микрофон, потому что выдавить из себя кроме как «В то время, когда наши космические корабли бороздят просторы Вселенной…» я больше ничего не смогла бы…
На фуршете я ходила тенью за Тори, ни на шаг не отходя от него, не пила совершенно, и старалась поменьше есть и молчать, отвечая односложно. Но меня все время втягивали в прения и впихивали в руки бокалы. Тори, видя, что я ничего не ем, постоянно следил, чтобы у меня в руке был бокал и тарталетка, бутерброд или шпажка с нарезанным фруктом.
«Да он тебя спаивает!» — догадался Васятка, когда муж отобрал у меня пустой бокал и подсунул новый, наполненный.
«Опачьки! Интересно, что он задумал… Притворишься пьяненьким, Тася? Давай разведаем, что у него на уме?»
«Может он решил выведать у развязавшего язык меня, кто такой этот Сусси? Ну ок, подыграем!»
— Ты меня сегодня спас, Милош! Я очень тебе благодарен. — Тори почти не пил, вращаясь среди нужных людей и обговаривая будущие встречи, звонки, контракты, поставки, погоду, надежность каких-то компаний.
Он прижал меня к себе и шептал на ухо свою благодарность, хоть со стороны это выглядело довольно прилично. И с удовольствием смотрел, как краснеют мои щеки, покрываясь мурашками, наползающими от плеча до уха.
У меня фисканули коленки и я полуприсела, но Тори успел подхватить подмышки.
— Устал? — заботливо и с какой-то надеждой спросил он.
— Зачем же я так напился, — стараясь говорить как пьяный, пробормотал я. — А я еще хотел в кино с тобой сходить…
— В кинотеатре прессы нет, а нам нужна именно пресса. Поедем домой, Милош. — и он повел, обнимая меня за талию, прощаясь с гостями.
В машине меня немножко развезло и в голове приятно шумело. Тори уложил мою голову на колени и перебирал волосы, гладя по голове.
В дом он занес меня на руках в мою комнату, отказавшись по пути от ужина, и уложил на кровать, начав раздевать.
— Кто такой Сусси, Милош? — поглаживая освобожденное от рубашки плечо, негромко спросил он.
Открывать глаза и показывать, что я не пьяна, я не рискнула, пьяно облизнула губы и выдохнула, — Ты мой Сусси, только ты… Тоооориии…
«Медаль Станиславского тебе, Тася! Верю! Только не переигрывай» — Васятка высунул нос из норки.
Хриплый вздох донесся до меня и поглаживания стали интенсивнее. Тори приподнял меня за плечи, сдирая блузку. Потом бережно положил на кровать и опустился с поцелуями на шею.
— Ещё! — выдохнула я по-настоящему, не притворяясь. Его мягкие губы прошлись по всей шее и мой кадык внезапно прикусили, тут же отпуская и зализывая. Руки в это время блуждали по телу, сильно прижимая, поглаживая, вжимая в кровать.
Я снова пропустила момент, когда меня раздели, потому что Тори припал к губам и нежно терзал их, особенно верхнюю, прикусывая, посасывая, накрыв горячим тяжелым телом.
Тягучее наслаждение сковывало меня, выкручивая тело сладко-болезненными спазмами.
Я не знала, чего мне хотелось больше — смотреть на мужа со стороны, впитывая, наслаждаясь его подрагивающими волосами, кадыком, ходящим на шее, когда он сглатывал тяжело дыша, напряженными губами, линией спины, поджатыми мышцами живота, или упасть в страсть, негу, с закрытыми глазами и наслаждаться, отдаваясь и беря.
Неспешно лаская меня, доводя одними руками и поцелуями до состояния воздушной тряпочки, вздымающейся вверх под легким ветерком, Тори упивался вкусом моей кожи, целовал, проводил носом подмышкой, прикусывая нежную кожу, от чего удовольствие рассыпалось искрами и член болел, пульсируя, длинной вязкой ниточкой водя по животу.