Пускай твоя личная Дайан будет нашим с тобой обрядом, завершающим один процесс и провожающим тебя в новый, хранящим не только твои радости и хотелки, твои достижения и устремления, но и сердечную боль. Потому что без этого в жизни никак. Говорю тебе это и как психолог, и как сума-сшедшая подружка за рюмкой настойки.
Как психолог
Терапия принятия и ответственности (третья волна от той самой доказательной когнитивно-поведенческой) ВСЯ построена на том, что мы можем продолжать делать то, что важно, несмотря на. На сложные состояния и события, на затапливаемые грядки с клубниками и какашные кучки. С тобой происходит что-то очень неприятное? Давай мы посмотрим, что там, и пойдем туда, но и из жизни «здесь и сейчас» выходить не будем. Будем устраивать личную жизнь, ходя на свидания. Будем искать хорошую работу, рассылая резюме, и если и не бегая кабанчиком по собеседованиям, то ходя бы неспешно, как императрицы Ирины Аллегровой.
Есть хорошая метафора: небо может вместить в себя и тучи, и грозы, и яркое-яркое солнце, но, бывая во всех этих состояниях, оно не прекращает быть небом, дарящим нам ночной покров и дарящим нам дневной свет. И ты сможешь тоже.
Только принимая все тяжелое, мы можем по-настоящему стать легкими. Только испытав ужас, мы можем поистине и без фальши позитивных марафонов благодарить жизнь.
Как подружка
Марина, еб твою мать! Я, когда писала эту главу, ведь даже завела себе отдельную Дайан. Отдельный канальчик в Telegram специально для книги. Знаешь, какая первая фраза там была, пока я думала, как начну?
«Марина, еб твою мать!»
Так я поняла, что книга просится быть максимально свойской и дерзкой, но в то же время нежной и принимающей. Книга – небо, вмещающее в себя разное. А если с моим редактором ошибемся, ну так что ж… кто-нибудь нам здесь покажет инструкцию, как делать коррекцию бровей ниткой, выдернутой из тюремной простыни?
Словом, Марина, все получится. Даже если это пройдет в том числе через ощущение грусти.
Помнишь, Марин, мы фильм «Барби» с тобой смотрели? С Марго Робби. В нем еще героиня боится быть уязвимой и живой, перестать быть идеальной, какой ее все привыкли видеть? Она запрещает себе не то что иметь неидеальные ноги – она испытывает тотальный дискомфорт от даже слегка неприятных чувств.
А в конце фильма Барби говорит: «Мне грустно… но я рада, что я это чувствую».
Я рада, Марин, что мы с тобой вместе разделили эту грустную, но светлую главу книги. Помнишь, с чего мы начинали? С ковра, стоящего у стены. Почему он был свернут, и зассат ли он? Возможно, это тот самый момент, когда надо просто взять, развернуть ковер и понюхать его.
P. S. И пусть в следующем окошке адвент-календаря у тебя будет не какашка, а помощь себе, ладушке-сладушке, крошке-хорошке и императрице очей моих.
Идем дальше, обняла.
«Лучше мало, но без тоски, жить как белые мотыльки»
«…И вот прихожу я в тюрьму эту в платье шелковом в августе, а выхожу оттуда в уже сентябре», – рассказывает Лала. Она недавно побывала в такой истории, которую потом рассказывают внукам, покачиваясь в кресле с бокалом просекко.
«Едем мы, значит, по югу Турции. Стоит жаркий вечер, а кто не знает про юг Турции в августе – те дурачки еще не уехали оттуда, а как раз остались потеть. Как я и мой мужчина. Днем мы работаем, зарабатываем денежки на то, чтобы в дорожающей с каждым годом Турции нам было хорошо жить. Прям как завещает Валера: „Жить надо непременно хорошо”, вот мы и следуем этому. А вечером выезжаем показать себя красивых нашему маленькому городку, больше напоминающему деревню.
Беды ничего не предвещало, честно. Южная деревенька все так же обливалась потом, даже вечером. Туристы все так же сновали туда-сюда в попытке урвать весь кайф своего отпуска. Город зажег вечерние огни, а я решила зажечь его в ответ: надела свое самое сексуальное платье и со спутником поехала обливаться потом вместе со всеми.
Я азербайджанка. Если я говорю, что надела самое сексуальное платье – значит вы его даже недооцениваете. Потому что мы и в обычной жизни ухожены, красивы и выглядим как на бал. Но в этот вечер… видели лучшие фотосессии Моники Белуччи? Вот еще лучше была. Прости, Мон.
Мой мужчина – турок. Если я говорю, что он тоже был хорош, значит вы все равно не представляете как. Даже продавцы сумок в уличных палатках ставят волосы гелем и делают всю выручку турецкой бьюти-индустрии, а уж моему давно пора взять второе имя – „Чертовски обольстительный нарцисс”. Иногда чушпаном в нашей паре кажусь себе я, вот насколько эти мужчины любят ухаживать за собой.
И едет наша машина вальяжно, как корабль, рассекающий знойную вечернюю улицу. Мы молоды, красивы, едем в турецкий ресторан, сейчас Лала будет есть кебаб и запивать айраном.
Внезапная остановка.