Внутри себя

Накануне вечером, сидя в баре и уговаривая себя ограничиться одной бутылкой пива (с чем он с успехом справился), Майкл размышлял о том, что нужно прекращать добивать себя навалившимися проблемами и пора что-то менять.

Сначала ему пришла идея снять какую-нибудь девчонку на ночь, чтобы выпустить пар и забыться, но он тут же отбросил ее как идиотскую. Его беда не в спермотоксикозе, а в голове. Он взглянул на отражение в зеркале, которое висело напротив стойки бара, и скорчил гримасу. Для начала стоит побриться и почаще менять одежду. С уходом Джессики он совершенно перестал за собой следить. Щетина отросла настолько, что больше напоминала ворс старого замызганного ковра, да и вспомнить, когда в последний раз он был у парикмахера, Майкл тоже не смог. Все футболки и свитера находились в стирке, а в толстовке, которая была на нем, он ходил уже дней пять. От того, чтобы от него не начали шарахаться люди, Коннора спасал только дезодорант, да и тот уже заканчивался.

Майкл опустил глаза на бутылку пива, которую держал в руках.

– Пора завязывать, – негромко сказал он сам себе.

– Все нормально? – обернулся к нему бармен Рик, протиравший высокий бокал из-под пива.

Коннор сделал последний глоток и громко поставил пустую бутылку на стол.

– Теперь да, – он улыбнулся Рику, махнул ему на прощание и вышел в промозглую ночь. Пешком до дома было десять минут ходьбы, и Майкл решил неспешно прогуляться, чтобы развеяться.

Первой мыслью, которая ему пришла и которую он целыми днями усердно старался выкинуть из головы, стала мысль о Джесс. Он злился на нее, на этого поганого Питера, на себя и пытался вспомнить момент, когда все пошло наперекосяк. Если быть честным с самим собой, проблемы начались сразу после свадьбы. Джессика не горела желанием выходить замуж, на этом настаивал ее отец. А Коннор был так ослеплен любовью и обрушившимся на него счастьем, что не замечал этого.

С каждым годом становилось хуже – они проводили все меньше времени вдвоем, Майкл постоянно был погружен в работу, а когда возвращался домой – жена старательно делала вид, что занята своими делами. Интим из их жизни тоже исчез почти полностью: у Коннора не оставалось на это сил, а Джессика никогда не выступала инициатором.

Так же как и при выяснении отношений. Если бы ее действительно беспокоило происходящее в их семье, она могла попытаться это обсудить. Но ни одного намека, ни одного слова. Казалось, она целенаправленно вела все к концу, а когда он все же наступил – с готовностью за него ухватилась.

Как какая-то злая шутка, по ходу движения Майкла оказалась влюбленная парочка, которая притормозила возле витрины магазина электроники, чтобы слиться в страстном поцелуе. Поцелуй был настолько жарким, что Коннору представилось, как в один момент их языки завяжутся в узел.

Майкл грустно усмехнулся и двинулся дальше. Он вспомнил слова мамы, которые пришли ему в голову еще во время женитьбы на Джесс. Когда она впервые сказала это, он был еще подростком. Готовился познать всю дерзость мальчишеских потасовок и боль разбитого сердца, а маме оставалось жить не больше полугода.

Тогда она ласково растрепала его волосы слабой бледной рукой и произнесла:

– Сынок, влюбляться в красивую картинку опасно. Кто знает, сколько слоев краски могло быть нанесено на бракованный холст?

Он не послушал ее и купился на красивую картинку. Ну что ж, зато теперь сполна расплачивается за совершенную глупость.

Отец его положения не улучшал, вспоминая о сыне только тогда, когда ему что-то от него было нужно. И если раньше, когда Томас был моложе и крепче, он больше интересовался выпивкой, то сейчас звонит Майклу только если у него закончились лекарства.

Коннора вполне устраивало, что он видел отца раз в несколько месяцев. Но даже в эти моменты душевные и физические раны давали о себе знать. Прошло много лет с момента, когда они оба потеряли самого дорогого человека, но за все эти годы ни один из них не нашел в себе смелости поговорить об этом. Или оба были слишком гордыми.

Вчера, увидев Томаса, Майкл снова погрузился в меланхоличные воспоминания о подростковом возрасте, прошедшем у него так, что врагу не пожелаешь.

Вишенкой на торте стало расследование, которым он совершенно не хотел заниматься, убедив себя, что не несет за него ответственности. Да, это было глупо, и Коннор это понимал. Но он не мог отделаться от чувства, что влез в чужой дом и пытается чинить там свои порядки. Когда он вел дела с Джерри, то чувствовал себя комфортно и мог позволить применять методы, которые считал нужным. Адамс сам был не без греха и с пониманием относился к действиям Майкла, не скупившегося на сверхурочные, несогласованную слежку и взломы, а порой даже и рукоприкладство, поэтому помалкивал, стоя в стороне и прикрывая тылы. А этот Дэвидсон…

Коннор проснулся придавленным всеми этими размышлениями и соображениями насчет того, как все можно исправить. Он быстро принял душ, гладко побрился и откопал среди разбросанного по дому хлама самый свежий свитер. После окинул кислым взглядом окружающий бардак и поехал в участок.