Внутри, вовне

Миссис Фессер была художницей по интерьеру; она специализировалась на антиквариате, и вся голдхендлеровская квартира была обставлена мебелью антик, которую она купила по дешевке на распродажах в больших поместьях на Лонг-Айленде. Меня это давно удивляло. Конечно, Голдхендлер загребал деньги лопатой, но он это начал не так уж давно. Как же он ухитрился собрать такие сокровища? А все было проще пареной репы: миссис Фессер эту мебель продавала Голдхендлерам в рассрочку. Выложив наличными какие-то гроши, Голдхендлер мог себе позволить обзавестись всей этой царственной роскошью. В годы Великого Кризиса такое было возможно.

Миссис Фессер была для Голдхендлеров добрым джинном, и она приходила, когда ей вздумается. То, что ей теперь отказывали от дома, было сигналом бедствия, который и для всех нас был очень недобрым предзнаменованием.

Что же касается Клебанова — горного инженера с Аляски, — то о нем речь впереди. А пока я расскажу о том, как на Голдхендлера свалились сразу два несчастья, серьезно отразившиеся и на моей судьбе.

* * *

Голдхендлер уехал в Бостон — на пробную постановку спектакля «Джони, брось винтовку» перед нью-йоркской премьерой. Мы с Бойдом с утра трудились над «Войной и миром». Питер еще на работу не пришел. Зазвонил внутренний телефон; Бойд поднял трубку.

— Мистер Барримор? Какой мистер Барримор? Но мистера Голдхендлера нет в Нью… А, понимаю. Ладно.

Он повесил трубку и обратился ко мне:

— Это Джон Барримор. Он поднимается к нам на лифте, и швейцар говорит, что он очень не в себе.

— Почему?

— Пойди встреть его. Скажи, что шефа нет в Нью-Йорке. Прощупай его чуть-чуть. А потом я возьму его в оборот.

— Ладно.

Когда я спускался вниз по лестнице, я услышал, как лифт остановился на площадке. Зазвенел звонок, я открыл дверь. Передо мной стоял мистер Хайд. Истинно говорю вам, это был самый настоящий мистер Хайд, в черном бесформенном пальто, черной шляпе, сдвинутой набок, с вывернутыми губами, когтеобразными пальцами и крошечными, налитыми кровью глазами.

— Я пришел его убить, — сказал Барримор хрипло, спокойно и отчетливо.

— Кого? — спросил я.

— Еврея Голдхендлера, — сказал Барримор. — Иудея еврея Голдхендлера. — Он вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и встал прямо передо мной; от него несло спиртным.

— Мистера Голдхендлера нет, — сказал я. — Он в Бостоне.

— Против тебя, парень, я ничего не имею, — сказал Барримор. — Отойди в сторону и живи.

— Но его правда нет, — снова сказал я. — Могу я спросить: а в чем дело?

— От меня он не скроется, — величественно сказал Барримор, отстраняя меня рукой. — Его час настал.

Сгорбившись в споем черном пальто и хищно ухмыляясь, он стал подниматься по лестнице. Я последовал за ним, но он шел быстро и вошел в кабинет раньше меня. Он стал угрожающе надвигаться на стол, за которым сидел явно озабоченный Бойд.

— Я пришел убить тебя, Голдхендлер, — сказал Барримор. — Готовься к смерти, мои пальцы жаждут сдавить твое горло.

Когтеобразные пальцы потянулись к Бойду.

— Мистер Барримор, я не Голдхендлер, — сказал Бойд, вставая. — Меня зовут Бойд. Я у него работаю, а сам он сейчас в Бостоне, и…

Точь-в-точь как мистер Хайд в фильме, Барримор со зловещим видом обошел стол и обеими руками взял Бойда за горло.

— Проклятый щелкопер! Как ты осмелился измыслить гнусный заговор с целью принудить Барриморов рекламировать фекалии! — Он потряс Бойда за горло. — Побудить Барриморов продавать испражнения! — Он снова потряс Бойда за горло. — Торговать экскрементами! Сбывать говно! Пади на колени — и умри!

— Но, мистер Барримор, ведь я же не Голдхендлер! — взмолился Бойд. — Я только у него работаю. Меня зовут Бойд. Вы должны помнить, ведь он же гораздо толще, и у него не хватает переднего зуба.

Барримор вгляделся в Бойда, несколько раз моргнул и выпрямился, начав приобретать некоторое сходство с доктором Джекилом.

— Да, верно. Ты не еврей Голдхендлер. Прими мои извинения. Я слегка близорук: что поделаешь, старость не радость. Умоляю тебя меня простить.

— Ничего, все в порядке, — сказал Бойд. — Могу я предложить вам чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Бойд, где твой работодатель? Мне в высшей степени необходимо его убить.

— Мистер Барримор, его нет в Нью-Йорке. Он в Бостоне, там репетируют его пьесу.

Барримор покачал головой, как бы медленно соображая, что ему сказали, и снова заморгал:

— Говоришь, его нет? Он в Бостоне?

— Да, сэр.

— Какая жалость! — сказал Барримор и опустился в кресло. — Это очень печально!

Он оперся головой об руку и уснул.

— Ну и ну! — сказал Бойд, садясь. — Как ты думаешь, откуда он все узнал?

— Тебе было больно? — спросил я.

— Нисколько. Он душил меня, как это делают на сцене, — ответил Бойд. — Но все это очень неприятно. Нужно позвонить шефу. Это будет для него удар в самые яйца. — Бойд огляделся кругом, на разбросанные повсюду экземпляры «Войны и мира» с вырезанными страницами. — Столько работы — и все псу под хвост. Наверно, сболтнул кто-то из слабителыциков.

Барримор открыл глаза: