Внутри, вовне

— Говоришь, в Бостоне? Иудей еврей Голдхендлер в Бостоне? Это ужасно — умереть в Бостоне! Могу я спросить, в какой гостинице он там остановился?

— Я не знаю, мистер Барримор, честное слово! — сказал Бойд. — Сегодня вечером я жду от него звонка. Может быть, вы хотите выпить?

— Нет. Я вернусь к себе в гостиницу, брошу смену белья в вещевой мешок и поеду в Бостон убивать злодея Голдхендлера.

— Хотите, я вызову вам такси?

— Мой «лимузин» ждет меня внизу, — ответил Барримор.

Он попытался встать, но не смог. Мы помогли ему спуститься по лестнице и вызвали ему лифт. В лифте он был вполне вежлив и даже любезен; он сказал, что перед тем как поехать в Бостон, ему нужно поесть; так что он сперва поедет обедать в актерский клуб. Он очень великодушно предложил Бойду поехать вместе с ним. В качестве извинения за то, что он его чуть не задушил, он предложил распить с ним бутылку хорошего кларета. Наконец лифт доехал до нижнего этажа, и мы вывели Барримора на улицу. Тотчас же по направлению к нам двинулся большой черный «лимузин», припаркованный неподалеку. В это же самое время перед самым подъездом с визгом затормозило такси, и из него вышел Лу Блу.

— Бойд, ах ты сукин сын! — закричал Лу Блу, не узнавая Барримора, у которого шляпа была надвинута на глаза. — Где моя программа? И чем только вы все там занимаетесь?

— Лу, честное слово, я уже три раза звонил в службу посыльных, — ответил Бойд. — Программа готова и даже запечатана в конверт, она тебя ждет.

Это была святая правда: конверт с утра лежал на диване в прихожей.

Пока мы всаживали Барримора в «лимузин», Лу Блу вошел в подъезд.

— Черт! — сказал Бойд. — Там же по всему кабинету разбросаны «Война и мир»! Дэви, беги наверх и задержи его в гостиной, я сейчас приду.

— Нет, ты никуда не пойдешь! — сказал Барримор. — Я тебя чуть не задушил, и мы должны с тобой выпить кларета.

Не дослушав, чем кончится спор, я стремглав бросился в дом и увидел, как закрылась дверь лифта. Я нажал кнопку, но лифт вместе с Лу Блу сначала доехал до верха, а потом спустился ко мне.

— Где он?! — заорал я на ни в чем не повинную горничную, которая открыла мне дверь. Я увидел, что конверт все еще лежит на диване.

— Он… он… в к… кабинете, — заикаясь, сказала испуганная горничная.

Я опрометью помчался в кабинет. Когда я туда ворвался, Лу Блу сидел во вращающемся кресле Голдхендлера и держал в руках текст нашей инсценировки «Войны и мира», огляды-пая экземпляры толстовского романа, разбросанные по столу. По его щекам катились крупные слезы.

— Посмотри на это! — всхлипывал Лу Блу. — Это же не человек! Это же чудовище! Он же родную мать продаст ни за понюх! Таких, как он, надо топить в детстве! Посмотри, как он мне лгал! А я-то ему верил! Ужасный человек! Вампир!

— Мистер Блу, что бы вы там ни думали, вы ошибаетесь, — сказал я. — Мистер Голдхендлер ничего об этом не знает. Он в Бостоне.

— Что ты говоришь? — спросил Лу Блу, вытирая кулаком слезы. — Ну да, конечно же, он в Бостоне, ну и что из того? Не лги мне в лицо, парень! Или это не его кабинет? Или ты не у него работаешь?

Я с маху начал объяснять, по ходу рассказа придумывая подробности, что мы с Бойдом предаем своего шефа: воспользовавшись тем, что он в отъезде, мы решили сделать радиоинсценировку «Войны и мира» у него за спиной, рассчитывая продать ее слабительщикам и нажиться за Голдхендлеров счет. Конечно, сказал я, мы заслуживаем, чтобы шеф прогнал нас в три шеи, но я надеюсь, что Лу Блу над нами сжалится и не донесет. Пока Лу Блу со скептическим видом выслушивал мои наскоро состряпанные выдумки, вошел Бойд с конвертом в руке.

— Послушай, Лу, тебе это, может быть, странно, но все это легко объяснить. Вот, кстати, твоя программа, — сказал Бойд.

— Что ж, я готов слушать, — сказал Лу Блу. — Валяй, Бойд, выкладывай.

Естественно, Бойд придумал другое — и гораздо более правдоподобное — объяснение. Ему и в голову не пришло, что до его прихода я уже пустился врать во все тяжкие, и у меня не было никакой возможности предупредить Бойда, поскольку Лу Блу смотрел на меня в упор. Бойд сказал, что слабителыцики не давали Голдхендлеру покоя, уговаривая его сделать радиоинсценировку «Войны и мира», и Голдхендлер, отчаявшись, приказал нам наскоро состряпать эту халтуру, чтобы показать слабительщикам, что из нее ничего не выйдет, и защищать программу Лу Блу. Бойд предложил Лу прочесть готовый результат и самому убедиться, какое это дерьмо. Человек, которого мы усаживали в «лимузин», был не кто иной, как Джон Барримор, который только что начисто отверг идею «Войны и мира» — раз и навсегда, — так что теперь, сказал Бойд, программе Лу Блу уже больше ничего не грозит.

Это была ложь, достойная Гарри Голдхендлера, и, может быть, Лу Блу ей даже поверил бы, если бы до этого я не влез со своей дилетантской выдумкой. Но коль скоро я таки влез, Бойд своим объяснением только подлил масла в огонь.