И она спасла его… снова. Как спасала каждую неделю до этого.
В некотором смысле он мог простить Дамблдора за то, что директор забыл о её юном возрасте, ведь старик в последние годы вообще часто забывал многие вещи. Гермиона не только обладала острым, как бритва, умом, но и демонстрировала необычайный уровень эмоциональной стойкости, непоколебимого упорства и исключительной душевной порядочности — настолько трогательной, что её последние слова просто убили его…
«Потому что я твоя.»
Это воспоминание всё ещё заставляло его сердце вздрагивать, на грани падения в пропасть. Схватив её маленькую ручку, Северус медленно провёл большим пальцем по центру её ладони. Бровь Гермионы слегка дёрнулась, а затем он почувствовал, как её пальцы едва заметно сжались в его руке. Продолжая поглаживания, профессор наблюдал, как её голова дернулась и немного повернулась в его сторону. После чего глаза девушки дрогнули и открылись.
Она прищурилась, глядя на него, прежде чем её лицо поморщилось от боли.
— Чёрт, как больно, — захныкала она.
Северус произнёс ещё одно Исцеляющее заклинание, без использования палочки, и начал массировать чувствительные точки на её голове, пока гримаса на лице Грейнджер не смягчилась. Мастер зелий позволил себе лёгкую улыбку, после чего её глаза снова начали закрываться.
— Гермиона, не засыпай снова, — прошептал он.
— Ох-х, — простонала она, слабо двигая конечностями между простынями. — Тогда мне нужно… лечь на тебя.
Вторая улыбка коснулась его губ, когда он осторожно перекатил девушку на свою грудь. Её конечности удобно расположились между его ногами, а голова опустилась на сердце. Дыхание Гермионы тут же начало замедляться.
— Тебе нужно бодрствовать, Гермиона, — он приподнял свою голову, чтобы посмотреть на неё.
— Я не могу… — застонала она. — Помоги мне…
Его живот напрягся, пытаясь подавить смешок. У Северуса было чувство, что в данный момент его веселье может быть неправильно расценено.
— Как ты хочешь, чтобы я помог? — спросил он, всё ещё выдавая свою весёлость интонацией, пока сам запустил пальцы в её волосы и поглаживал кончиками пальцев по голове Гермионы.
— Спой мне что-нибудь.
Тогда ему пришлось фыркнуть.
— Я не пою.
Она замолчала. Он слышал, как её дыхание урегулировалось и стало нормальным.
— Гермиона?
— Тогда просто напевай что-нибудь… — раздался приглушённый ответ.
Северус поднял обе брови. Он не мог вспомнить, когда в последний раз напевал. Это требовало определённой степени беззаботности, которую профессор не чувствовал в течение двух или трех десятилетий. Но если это поможет ей не заснуть…
Первая песня, которая пришла ему в голову, была «Сарабанда» Генделя. На самом деле его мать всегда пела её, когда Северус был ребёнком. Наблюдая, как Гермиона приподнималась, когда он делал глубокие вдохи, профессор начал напевать. Он был удивлён, как легко эта мелодия вернулась к нему, как будто и не прошло столько лет.
Пока она лежала на нём, Северус видел, как её глаза оставались открытыми — Гермиона внимательно слушала. Хотя, по правде говоря, это было для неё непросто, так как девушка в буквальном смысле лежала на источнике звуков. Когда он закончил, она на мгновение замолчала.
— Ещё… — прошептала она.
Её ответ был похож на требование капризной маленькой девочки. Но Северус полагал, что она сполна заслужила право быть такой детской и непосредственной, как ей нравилось. И это вновь заставило его улыбнуться.
Поэтому он начал напевать ещё что-нибудь: части песен, которые запомнились ему со школьных времён, какие-то мелодии из его дома, некоторые он просто случайно слышал когда-то по радио, когда временами наведывался в свой дом в Паучьем тупике.
А она лежала, поднимаясь и опускаясь на его грудь, и постукивала пальцами по его плечу. Постепенно постукивание начало ослабевать.
— Гермиона?
Ответа не прозвучало. Девушка крепко спала. И не было смысла будить её снова. Обняв Гермиону за плечи, Северус наклонился и поцеловал её в макушку. Устроившись поудобнее, профессор глубоко вздохнул, понимая, что, несмотря ни на что, главной эмоцией, которую он сейчас испытывал, было счастье. Это чувство казалось хрупким и возможно недолговечным, но также являлось подарком, который Снейп никогда не ожидал получить в своей жизни.
***
Её влагалище болело — ноющей, пульсирующей болью. Должно быть, он слишком жёстко трахал её прошлой ночью. Но она ничего не могла вспомнить.
«Неужели это опять случилось у двери? Или он просто сделал это пальцами?»
Тогда у него должны быть чертовски огромные пальцы. Ну, а то, что у него был большой член, она и так знала. Но обычно после секса Гермиона никогда не чувствовала себя так плохо.
«Может быть я наколдовала на него Histomalleus? И увеличила член до невероятных размеров?»
— Чему ты улыбаешься?
Её глаза широко раскрылись. Она снова лежала на нём.
«Как мы здесь оказались? Он уже вернулся из Больничного крыла?»
И когда она посмотрела в его лицо и в эти великолепные чёрные глаза, все воспоминания нахлынули на неё, накрывая сверху, как набегающая волна.
— Всё в порядке! — прошептал он, схватив её за плечо.