Маленький, коренастый, широкоплечий, с каким-то дерзким хохлом на лбу, Глинка, несмотря на свои двадцать три года, держался уже с полной уверенностью. Два года тому назад он выпустил свой романс на слова Баратынского «Не искушай меня без нужды…» И сразу завоевал себе прочную популярность в гостиных. Он и сам считал этот романс своим первым удачным произведением.
– Музыки, музыки!.. Михайла Иванович!..
В звонком белом зале зарокотал рояль и поднялись два прелестных женских голоса:
Рябой, с вытекшим от оспы глазом, Гнедич, полтавец, тоже с великим трудом пробившийся на видное место в литературе и теперь заканчивавший перевод «Илиады», вышел с Крыловым в сад отдохнуть от всего этого шума.
– Все, что я от отца получил, государь мой, это был сундук с книгами… – своим спокойным баском, дымя сигарой, рассказывал Крылов. – Тут были и «Свет, зримый в лицах», и «Древняя Вивлиофика» Новикова, и его же «Деяния Петра Великого» с дополнениями, и Жиль Блаз, и Телемак, и Шехерезада… Тогда в воспитании всех этих разносолов не знали. Помню, была тогда у меня приятельница одна, барынька, которая хвалилась: «Мы у нашего батюшки хорошо воспитаны были: одного меду невпроед было…» Да что барынька? Наш И.И. Дмитриев сержантом был обучаем, от которого он слышал одни только непонятные слова: делимое, искомое…
Гнедич рассмеялся…
волшебно лилось из огромных окон в розовый сад, над которым носились ласточки, –
И после того, как учтивый шум похвал замер, – певицы уверяли, что они сегодня не в голосе, а слушатели клялись им, что совсем наоборот, – Крылов своим жирным баском крикнул в окно:
– Спасибо!.. Отлично, хорошо!.. Ну, а теперь мою любимую… Саша, Оля, постарайтесь для старика!..
И опять зарокотал рояль и полился старинный романс:
Пушкин тихонько шепнул Жуковскому:
– А о полковнике Брянцеве ты царю говорил?
– Лично нет… – шепотом отвечал Жуковский. – Но я настроил Александру Осиповну действовать чрез императрицу. Она чрезвычайно горячо взялась за дело… А она, ты знаешь, любимая фрейлина императрицы…
– Говорят, и императора тоже? – весело оскалился Пушкин.
– А! – нетерпеливо дернул головой Жуковский. – Не советую тебе слушать все эти сплетни. Она прекрасная девушка… И большая твоя поклонница вдобавок… Кажется, императрица уже говорила его величеству… Ты спроси у Александры Осиповны…
– Ал ригт… – дурачась, сказал Пушкин будто бы по-английски. – Сейчас атакуем…
Он осторожно пробрался цветником дам и, подсев сзади к Александре Осиповне, что-то шепнул ей. Та утвердительно кивнула своей хорошенькой черной головкой. И сразу между ними началась игра: Пушкин что-то, по тогдашнему выражению, врал ей, а красавица, закрываясь кружевным платочком, давилась от смеха.
Крылов, любитель старинной музыки, в удобных креслах подремывал. Молодежь, глядя на него, тихонько пересмеивалась: вот бы в нос старику гусара приладить! Хозяйка – она полулежала на канапе – с притворной строгостью грозила шалунам точеным пальчиком…
– В горелки, в горелки, господа! – крикнул где-то за окнами веселый девичий голос. – Ну, что же мы все будем сидеть так зря?!
– В горелки, в горелки!..
И чрез несколько минут на зеленой луговине, над дремлющим прудом, среди восторженного визга и криков, закипели уже горелки…
LIII. Исторические документы