Во Флоренах

Во Флорены Пинтя-Саеджиу переехал для того, чтобы замести свои следы. Возможно, что он больше ничего плохого и не сделал бы. Но осенью к нему явился человек, тот самый, которого Пинтя позже привез в колхоз в качестве инженера. Человек сказал, что ему известны все преступления Пинти и предложил ему на выбор — или служить одному иностранному государству или быть разоблаченным. Пинтя-Саеджиу выбрал первое. Наши органы уже и этого «инженера» задержали и несколько других лиц. Тут действовала целая организация.

— Извините меня, я скоро вернусь! — просит Иванов.

Но Мика Николаевна неумолима. Она обижена и рассержена. Это еще что такое? В день, когда она вышла замуж! Ведь Иванов приехал сюда специально по ее приглашению. Мике Николаевне так хотелось, чтобы именно Тимофей Андреевич был ее свидетелем в загсе. Ведь он дал ей рекомендацию в партию. И вот тебе на! Они возвращаются из загса. Дома накрыт стол. Мать ждет, гости. А Иванов собирается куда-то сбежать. Какой же это будет праздник без него?

— Мика Николаевна, но если надо… — Иванов прикладывает руку к сердцу и кротко улыбается. — Надо. Понимаете?

— И слушать не хочу. — Мика Николаевна, вконец огорченная, берет под руку Михаила Яковлевича. Ее жест должен означать: мы вас считали порядочным человеком, товарищ Иванов, но мы ошиблись.

Мике Николаевне очень досадно. Губы у нее обиженно сжаты. Тимофей Андреевич испортил ей настроение. А если уж Мика Николаевна ничего больше не говорит, то и Михаил Яковлевич молчит. Я не вмешиваюсь, но поведение Иванова и мне кажется странным. Куда это он вздумал вдруг итти!

Приблизившись к дому и увидев мать на пороге, Мика Николаевна становится веселей. Мать выходит к воротам навстречу дочери и зятю. Она целует Мику Николаевну по три раза в обе щеки, потом обнимает Михаила Яковлевича и целует его в лоб.

— Детки мои хорошие! Родные мои! — больше она ничего не в силах выговорить.

В доме уже собрались гости — вся интеллигенция нашего села и колхозники — друзья новобрачных. Начинаются поздравления. Мика Николаевна принимает их со счастливой улыбкой на лице.

— А я когда выходила замуж… — начинает мать, и шум сразу утихает. — Боже мой, боже! Даже рядна у меня не было, чтобы завернуть приданое. — Она оглядывается вокруг и улыбается сквозь слезы.

И в этот момент появляется Иванов. Вспотевший, запыхавшийся. Он толкает перед собой детскую колясочку.

Раздается смех. Мика Николаевна бросается к Иванову, обнимает его.

— Какой вы милый! Какой вы хороший!

Иванов вынимает из коляски довольно большой сверток в зеленой бумаге.

— А это от Степана Антоновича, — говорит он. Мика Николаевна разворачивает сверток. Пеленки, распашонки… А я ничего и не знал. Мой настоящий подарок — красивая ваза для фруктов — поблек по сравнению с этим. Ай да Иванов! Знает, что делает!

Я жду, пока Аника закончит работу на ферме, и мы с ней поднимаемся на вершину горы. Доходим до небольшой рощи.

Время уже давно перевалило за полдень, а солнце жжет немилосердно. Здесь, в тени дубов, приятная прохлада. Аника хватается одной рукой за ветку, в другой у нее цветок. Легкое платье красиво облегает ее небольшую гибкую фигурку. Загорелое лицо с вздернутым носиком лукавее обычного.

— Аника, ты мне обещала сегодня дать ответ…

— Какой ответ? — Аника даже не помнит, о чем я ее спрашивал. Лицо у нее серьезное, а глаза смеются.

— Когда мы пойдем в загс? Когда мы с тобой поженимся, Аника?

— А, ты об этом? Поговорим в другой раз. Вот лучше я тебя спрошу…

— И слушать не хочу. Скажи, когда…

Аника задумывается. Смотрит на потемневший горизонт, где собираются грозовые тучи.

— Выйдешь замуж… Пойдут дети… А я учиться хочу. Кто пеленки будет стирать? — с живостью оборачивается она ко мне.

— Мы оба, вместе, — весело отвечаю я.

Аника смеется от всей души:

— Хотела бы я видеть, как Степан Антонович стирает пеленки. Ха-ха-ха!

И вдруг:

— Лови меня, лови! — и ее маленькие крепкие ноги уже мелькают между деревьями, а я никак не могу поймать ее. Она останавливается, Задыхается и, счастливая, кладет руки мне на плечи.

— Не нужно, Степа, — говорит она, — я сама буду стирать пеленки. И учиться тоже буду. Только в этом ты уж мне помоги. Иначе… — лукаво не договаривает она.

— Всегда буду тебе помогать! Во всем!

Вдруг мы слышим совсем близко шаги, и за свисающей веткой показывается голова Они Патриники. Какой-то знакомый голос что-то говорит ему. Да это Андриеску. Они возвращаются по тропинке, как видно, из Рэдин.

Во взгляде Аники беспокойство. Ей очень не хочется, чтобы они нас видели здесь. Спрятаться нам? Уже поздно.

— Добрый день, Степан Антонович, здравствуй, Аника, — приветствует нас Оня Патриники. Он кажется немного удивленным. Как мы сюда попали? Как и вся деревня, он еще ничего не знает о нас с Аникой… Андриеску краснеет.

Мы стоим все четверо и не знаем, с чего начать разговор. Меня охватывает смущение. Оня еще нехорошо подумает про меня. Но разве можно вот так, вдруг, рассказать ему?.. А Андриеску? Как нарочно, мы ему причиняем боль. А я так желаю ему добра и счастья.

Но Андриеску заговаривает первым. Он держит себя спокойно и просто.