Во Флоренах

Я смотрю и думаю: как жаль, что природа не наделила меня ни слухом, ни голосом, никакими талантами. Счастливый этот парень! И как он красив!..

Вторая часть концерта начинается с маленькой пьесы «Рука и сердце». Роль фрау Берты играет Санда Богдановна. И неплохо играет.

Занавес опускается, и Санда Богдановна подбегает ко мне, смеясь от радости. В зале не прекращаются аплодисменты, крики «бис!» И Санда Богдановна счастлива. Наконец-то и она чувствует себя признанной. Я рад за нее.

Но вот выступает Андриеску, наш лучший чтец. Читает Маяковского — «Стихи о советском паспорте». На сцене Андриеску неузнаваем. Его простое, добродушно-улыбчивое лицо сейчас одухотворено. С какой гордостью он произносит слова стихотворения:

Читайте,
Завидуйте,
Я гражданин
Советского Союза!

Андриеску кончил. Смотрю в зал, и в глаза мне вдруг бросается Саеджиу. Он стоит, неистово аплодирует и кричит во всю глотку: браво! браво!

Торжественное и радостное чувство сразу покидает меня. Саеджиу, враг коварный и злобный!.. Замечаю Марию Ауреловну. Она тоже смотрит на него. Смотрит с нескрываемой ненавистью. Да, мы-то с ней знаем, кто такой Саеджиу!

Концерт окончился. В зале начинаются танцы. Кишиневские гости танцуют с колхозниками. Я разыскиваю Анику, и мы вместе выходим из клуба. Провожаю ее домой. Аника в особо приподнятом настроении, она довольна вечером.

Меня гнетет мысль о Саеджиу. Засыпаю поздно. И вдруг… оглушительный взрыв! Электростанция! — молнией проносится в голове, — оборудование!.. Вскакиваю с постели, бегу раздетый к выходу и ударяюсь головой о дверной косяк. Земля ускользает из-под ног. Боль обжигает меня. В голове гудит.

Когда я немного прихожу в себя, то вспоминаю: в соседнем колхозе проводятся работы по орошению полей. Взрывы я слышал и вчера днем.

Право слово!

Полевые работы в разгаре. В Кэприуне Оня Патриники сажает овощи со своей бригадой. Он уверен, что через месяц электростанция уже сможет погнать воду из Реута к его помидорам, луку, арбузам….

Еще в воскресенье Патриники просил прочитать в его бригаде доклад о международном положении. Но мне все было некогда.

Сегодня, во время первой перемены, Мария Ауреловна незаметно сунула мне в руку записку: «Принес. Обещает еще принести». В следующую перемену я уже в сельсовете. Звоню в район, первому секретарю. Мне, мол, нужны учебники истории. Условный знак. Секретарь мне отвечает: «Получите учебники. А пока работайте так, как будто в них не нуждаетесь».

После уроков направляюсь в бригаду Они Патриники. Прочитав доклад, уходить не тороплюсь. Мне доставляет удовольствие вид огромных, любовно возделанных участков.

Домой возвращаюсь в сумерки. У дверей меня ждет Андрей Михайлович.

— Степан Антонович, мне нужно вам кое-что сказать. Зайдемте в комнату.

Заходим ко мне.

— Вы, наверно, еще не знаете, что произошло? — говорит Андрей Михайлович взволнованным голосом. — Арестовали Саеджиу.

Я вздыхаю с облегчением, но делаю вид, что очень удивлен:

— Как? Саеджиу?

— Да. Кто бы мог подумать! И за что бы это?

Андрей Михайлович растерян. Арест произошел в его квартире, у него, у директора школы!

Как это все вышло?

Сегодня перед обедом Андрея Михайловича совершенно неожиданно вызвал к себе телефонограммой заведующий районо. Да чтобы немедленно приехал! Тут уж ничего не поделаешь. Андрей Михайлович взял лошадь в колхозе и поехал. Случилось так, однако, что заведующий принял его только к концу рабочего дня. Да и то разговор не состоялся. Заведующий извинился перед Андреем Михайловичем. Его, мол, вызвали по ошибке. Кстати, во Флорены едут на автомобиле двое военных, и они могут захватить его с собой.

Приехали во Флорены, и машина остановилась возле школы. Военные, не дожидаясь приглашения, вошли прямо к нему в дом. Там они застали Саеджиу, который разговаривал с Марией Ауреловной. Один из военных вынул ордер на арест. Они увели с собой Саеджиу и сразу уехали.

— Прямо как в сказке. Поверьте мне, Степан Антонович, что я тут ни сном, ни духом…

— Но, к сожалению, все это не сказка, а быль, Андрей Михайлович. Если бы Саеджиу был честным человеком, его бы не взяли.

— Да, и я так думаю… — рассеянно отвечает Андрей Михайлович. Его мысли, очевидно, заняты другим. — По правде говоря, я очень рад. Только, между — нами… Я убедился, что Мария и в самом деле к нему неравнодушна. Да, да… Вы бы видели, какую истерику она закатила, когда его увели. Температура, слезы… А я, дурак, ничего не видел.

Какой он все-таки мерзкий человек! Я не в состоянии его больше слушать. Пойду лучше посмотрю, как. себя чувствует Мария Ауреловна.

Когда я вхожу в комнату, Мария Ауреловна поднимает голову с подушки. Я подхожу к ней и крепко, жму ей руку. Она отвечает мне слабым пожатием, а затем поворачивается лицом к стене и беззвучно плачет.

— Опять истерика! — с циничной усмешкой произносит ее муж.

Как он отвратителен!

— Знаете что, Андрей Михайлович, — говорю я ему. — Мария Ауреловна нуждается в покое. Я пойду, а вы тоже старайтесь поменьше ее тревожить.