Во главе кошмаров

– Нет, всё, что я делаю, часть моей… судьбы, если таковая у меня вообще есть. При попытках пойти ей наперекор мы ощущаем сопротивление мира, словно сам воздух намекает, что мы свернули не туда. Мир не способен нас остановить, но предупреждение мы чувствуем. Поэтому каждая наша встреча и разговор вышли такими, какими должны были. А если тебе кажется, что я рассказываю секрет, значит, тому суждено было раскрыться.

Внутри у меня не шевельнулось ничего. Не было ни заинтересованности, ни новых вопросов, ни восхищения. Даже гнева или разочарования я не ощутила. Услышанное стремительно уносилось в пустоту в моей душе, и мне оставалось слушать его удаляющееся эхо.

– Выходит, судьбе не угодно, чтобы вы лично решали проблемы, но можно сотворить желаемое моей рукой, – я хотела выдать язвительный ответ, а вышло устало и едва слышно.

И всё из-за отсутствия судьбы. Нет нити, нет сопротивления мира. Я – нечто бесконтрольное, кусок хаоса, приносящий раздор.

– Разве моё возрождение не считается вмешательством? У меня не было нити, но я говорю про Илиру. Гипнос оборвал её жизнь ради моей, – пробормотала я, всё ещё пытаясь понять, где эти самые границы и когда боги считают, что их пересечение стоит того.

Лицо Мороса помрачнело, он молчал дольше, то ли задумавшись, то ли не особо довольный произошедшим.

– Считается, и весьма серьёзным, – признал он нехотя. – И я почти уверен, что Гипнос за это ещё жестоко поплатится.

От последней фразы у меня прошла волна дрожи по спине. Все разговоры о дурных последствиях лишали малейшей надежды на просвет в будущем.

– Не думай о лишнем, Кассия, мой брат действительно хорош в планах, хотя сейчас сложно что-либо гарантировать. И всё же… он любит тебя, как дочь, ты практически и есть его третий ребёнок. Ради тебя Гипнос вырвал часть своей Переправы, – напомнил Морос, упрямо глядя мне в глаза, пока карета катилась вниз в сторону администрации. Я расслабилась на узком сиденье, пытаясь хоть немного унять боль в груди. – Гипнос никогда не позволит тебе отправиться в Даорию без уверенности, что ты вернёшься живой.

У меня не осталось аргументов для споров. Я хотела поскорее забрать Кая, своими глазами увидеть, что он жив, а потом сжечь всех огненных в их же пламени. Ещё недавно я убеждала Микеля, что не трону его мир, что он мне не нужен, так как у нас нет конфликтов. Теперь я была готова взять свои слова назад. Жестокие мысли не ужасали, после содеянного с Элионом даории это заслужили.

* * *

– Как мы попадём в Даорию и что за странное место встречи ты назначил? – спросила я у Гипноса, стоя рядом с Вестой на Переправе.

До похорон Элиона она была взвинченной и печальной, затем почти всегда пребывала в несвойственном ей гневе. Обычно Веста быстро отходила от травмирующих моментов, оставалась заботливой и чуткой с каждым, кому требовалось утешение. Сейчас же она скорее напоминала Кая. Взгляд чаще становился ледяным, застывающим на одной точке, – даже не помню, когда в последний раз видела её улыбку.

– Не странное, а удобное и за пределами города, – ответил Гипнос, взмахом руки приглашая следовать дальше.

Я написала послание царям, но большую часть текста составила по указке Гипноса, не зная, что ответить подонкам.

Гипнос вёл нас куда-то по маковым полям, дом скрылся позади, а впереди по-прежнему виднелись бескрайние зелёно-красные луга. Погода, как и всегда, была умиротворяюще приятной. По голубому небу плыли кучевые облака, а ветер доносил щебет птиц и тонкий аромат цветов.

Несмотря на умеренную температуру, я немного вспотела. Гелион заверил, что отравы во мне уже нет, но я чувствовала себя слабой. Только голова нормально работала, пока тело частенько подводило.

– Как мы с Переправы попадём в Даорию? – устав идти, спросила я.

– Старый проход, – ответил Гипнос и взял меня за руку, остановив.

Веста замерла рядом с другой стороны.

– Старый – что?

По губам бога сна скользнула улыбка, быстро перерастая в кривую, мстительную усмешку. Взмахом руки он указал вперёд, а я, сосредоточившись на горизонте, не сразу заметила то, что находилось прямо перед глазами, – мерцающую вертикальную и местами кривую полосу. Она напоминала длинный и неаккуратный шрам в самом воздухе. Картинка пейзажа там немного искривлялась, будто я смотрела через трещину в стекле.

– Раньше Переправа служила местом перехода из Палагеды в Даорию, но после взрыва я был настолько зол на сестёр, что закрыл прежний путь, полностью отрезав их народ от возможности попасть к нам на многие и многие столетия, – пояснил Гипнос, разглядывая «шрам» вместе со мной. – Проходы открыть невообразимо сложно. Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы соединить наши миры когда-то, но закрыть доступ оказалось проще. А впоследствии я узнал, что однажды созданные пути не разрушаются и я могу открывать и закрывать их столько раз, сколько пожелаю. Поэтому в Даорию у меня всегда есть… чёрный ход.