Во имя Абартона

Шестикурсник Королевского Колледжа привычно сделал невинное лицо и спрятал руки за спину. Но он по крайней мере не пытался хамить, как делал обычно Миро, поэтому Мэб решила действовать без лишнего шума.

— Барклен, вы знаете правила, — тихо сказала она. — Отдайте, и никто ничего не узнает.

Юноша вздохнул и протянул бутылку голлендернского виски. Очень кстати. Мэб отослала юношу прочь, открутила пробку и сделала щедрый глоток. Виски обожгло гортань и желудок. Мэб закашлялась.

— Пить вы не умеете, — печально констатировал Реджинальд.

Мэб обернулась, крепко держа бутылку за горлышко, и медленно провела взглядом от блестящих лаковых ботинок по брюкам со стрелками, черным как сажа, по белому жилету, сюртуку, шелковому галстуку и весьма изящному завершению ансамбля: в волосах Реджинальда торчали птичьи перья.

— И чей же вы Майский Король? — спросила Мэб ревниво.

— Трех чрезмерно влюбчивых первокурсниц и одной юной горожанки, — Реджинальд аккуратно вытащил перья, положил на ладонь и дунул. Их унесло порывом ветра. — На удачу. Дайте-ка мне это.

Он забрал у слабо сопротивляющейся Мэб бутылку, воровато огляделся и глотнул. Поморщился.

— Голлендерн. Не люблю.

— Да вы гурман, — хмыкнула Мэб. Легкое опьянение, вызванное слишком крепким напитком, прошло, и вернулась злость. — Верните. Хочу напиться.

— Нет уж! — с резким щелчком Реджинальд избавился от бутылки. — Веселитесь, леди Мэб, у нас впереди нелегкие деньки. Потанцуйте с кем-нибудь, вы ведь прекрасно танцуете.

— Благодарю, — поморщилась Мэб. — Натанцевалась. И получила уже свою порцию оскорбление от Джермина. Он знает про нас.

Судя по выражению лица, Реджинальд сожалел, что избавился от бутылки виски.

— Что именно?

— Он считает, что мы любовники. Про зелье ему, к счастью, неизвестно. Это было предостережение. «Не всем нравится, когда классы смешиваются недолжным образом», — передразнила Мэб, трясясь от раздражения.

— О, а должным — это как? — вскинул брови Реджинальд. — Как было у самого господина Джермина?

— Незаконнорожденный? — оживилась Мэб.

Реджинальд тяжело вздохнул.

— Ну вот, я дал вам в руки оружие.

— Не беспокойтесь, я не буду его применять. Таким оружием приятно просто владеть. Вы не хотите пригласить меня на танец, компаньон?

Темный взгляд Реджинальда застыл вдруг на лице Мэб. На несколько мучительных мгновений, в течение которых она боялась услышать любой ответ. Потом Реджинальд не без усилий отвернулся.

— Я ужасно танцую, леди Мэб.

— Жаль, — искренне ответила Мэб. Тогда просто прогуляемся.

И она взяла Реджинальда под руку. Казалось, ему неприятно это, он шел неохотно, и вскоре Мэб взяла досада. Что это в самом деле? То они разговаривают нормально, шутят, почти нравятся друг другу — в самом правильном смысле, а потом вдруг появляется вновь это отчуждение.

Впрочем, обидеться толком Мэб не успела: приятный полушум бала, тихие звуки музыки, смех и журчание светских бесед разорвал полный отчаянья и боли крик. Первым с места сорвался Реджинальд и должно быть машинально сжал руку Мэб. Не раздумывая она побежала следом.

Глава двадцать шестая, в которой удается замять скандал

Старые, временем проверенные артефакты, на зарядку которых Реджинальд потратил все утро, делили территорию Университета на укромные закутки, шикарные «бальные залы», фуршетную, и еще большее количество укромных закутков. На майском балу можно было почти все — в рамках разумного, о чем напоминала вплетенная в артефакты защитная магия, не позволяющая принести и распить алкоголь или затеять драку. Но ни одна магия в мире не может оградить от мелких пакостей и других последствий человеческой подлости.

В той части парка, куда они с Мэб прибежали на крик, стояли большие щиты для объявлений, на которых вывешены были фотографии лучших студентов этого года. В полночь благодаря немудреной магии они должны были превратиться в напоминание сдать хвосты и подготовиться к экзаменам. Реджинальд лично проверил эти щиты около полудня, поскольку при всей своей простоте чары были не слишком устойчивы и часто конфликтовали с иным присутствующим на балу в избытке колдовством. В полдень все было в порядке. Сейчас поверх больших, красивых, хотя, не отнять, глянцевых снимков наклеены были фотографии иного толка. Перед ними на коленях стояла Лили Шоу, ногтями царапала землю и тоненько подвывала. На ее голос сбежалась уже немалая толпа, большую часть которой, конечно же, составляли студенты и студентки двух «аристократских» колледжей. Кто-то из зевак сочувственно смотрел на Лили, не решаясь подойти, а кто-то наоборот — с жадностью разглядывал откровенные, вульгарные фотоснимки. Попадались и те, кто переводил взгляд с досок на девушку и обратно, сравнивая, пытаясь разглядеть под нарядным, но скромным платьем вот это белое тело, небольшие округлые груди, родинки, пятнышки, веснушки, волоски.