Во имя Абартона

Как бы Мэб себя не убеждала, это, последнее было не только унизительно, но и обидно. Она жаждала отмщения, а потому сбежала с бала в темноту боковых дорожек, продралась через узкую дыру в живой изгороди, взбежала на крыльцо и, не в силах подниматься по лестнице и рыдать, как и положено несчастной женщине, в своей постели, упала на пол в гостиной и уткнулась в потертую кожаную обивку кресла.

И разрыдалась до икоты.

Глава двадцать восьмая, в которой Мэб и Реджинальду наплевать на побудительные мотивы

Кристиан Верне подходил леди Мэб Дерован. Хотя бы потому, что у него хватило смелости пригласить ее на вальс. У Реджинальда был целый букет прекрасных отговорок: так быть не должно, ты не должен с ней танцевать, ты не умеешь танцевать, ваше поведение всех удивит, она тебе откажет. Отличные отговорки.

«Прекрасная пара», — продолжал внутренний голос, пока наблюдающий за непристойным, слишком чувственным танцем Реджинальд медленно плавился от ревности. — «Они богаты. Они вхожи ко двору. Они красивы. Погляди, как она к нему льнет!». Внутренний голос либо говорит самую неприятную правду, либо занимается самообманом.

Реджинальд заставил себя уйти, он не хотел знать, к чему приведет этот танец. В принципе, все и так было ясно. Поцелуи и объятья — самый естественный итог. Мэб проявляла симпатию и интерес к Верне с самого начала, а потом неудачно вмешалась склянка с зельем. Их ничего с Мэб не связывает, кроме чар, и когда они будут сняты…

Появилось глупое и опасное желание пойти домой, разбить всю подготовленную посуду, разорвать заметки, сжечь рецепт и никогда больше не возвращаться к антидоту. К счастью, Реджинальду хватило здравого смысла, чтобы понять, к чему приведет такое поведение. К смерти. К его смерти, и к смерти Мэб. И если первое помраченному сознанию казалось даже привлекательным, то второе…

Он оставил шумные поляны, нырнул в молчаливую зачарованную рощу, упал на спину, раскинув руки, и уставился в небо. Сквозь кроны деревьев, неспешно покачивающихся под легким ночным ветерком, видно было звезды. Они искрились, как пайетки на платье Мэб, когда она кружилась в танце, прижимаясь к… Реджинальд сдавил виски, когда это не помогло зажмурился и надавил на глазные яблоки, надеясь, что боль отрезвит его. Потом вспомнилось досадное обстоятельство: секс. Суматоха бала, полдня тяжелой работы, фотографии Лили, разговор с леди Гортензией — все это немного затормозило реакции, но пройдет не больше часа, и вернется ежесуточное желание, удовлетворить которое можно только одним способом. А Мэб, может статься, уже…

Реджинальд подскочил, почти бегом добрался до озера и, нагнувшись, набрал полные горсти прохладной воды. Плеснул в лицо, но это не остудило его. Тогда он, оглядев пустой берег, быстро разделся до гола и нырнул с разбега в холодные глубины. Вода приняла его упруго, позволив на минуту почти утонуть, а потом вытолкнула на поверхность. Маги, вот досада, не тонут. Реджинальд перевернулся на спину, лег на поверхность и позволил воде качать себя, как ей вздумается. Воде виднее, что сейчас нужно. Тело покрылось мурашками от холода и отчасти — от предвкушения чего-то. Сквозь сиреневый колдовской туман пробился бледный лунный свет, потом на небо набежали легкие тучи. До окончания бала дождя не будет, об этом также позаботились маги, а вот с утра, скорее всего, зарядит. Что ж, это, возможно, настроит студентов на нужный лад. Хоть билеты перед экзаменом повторят.

Экзамены — отличная тема для размышлений. А лучше не думать ни о чем вообще.

Реджинальд не знал, сколько он так пролежал, глядя в темное небо. Потом он подгреб к берегу, выбрался и наскоро обсушился, применяя легкие чары, исключительно потому, что ненавидел ощущение липнущей к телу одежды. Оделся. Перекинув сюртук через плечо, он неспешно пошел к дому. Возвращаться на бал не было ни малейшего желания.

Поселок был сегодня погружен в темноту, даже сигнальные огоньки не кружились по улочкам. Реджинальд на ощупь открыл калитку, едва не споткнулся на лестнице, шагнул в дверь…

И услышал тихий, горький плач из гостиной.

В горле пересохло. Реджинальд сделал шаг, нащупал дверной косяк и замер.

— Он вас обидел?

— Кто? — глухо и сухо спросила Мэб.

— Верне.

— Вы видели? — темнота зашевелилась. Вопрос прозвучал испуганно.

— Вы танцевали, — пояснил Реджинальд, размышляя, что же еще он мог увидеть.

Мэб выдохнула со свистом, а потом всхлипнула, точно обиженный ребенок. Реджинальд застыл, совершенно беспомощный. Он знал, как утешить студенток с их простыми в сущности проблемами, но Мэб… Почему плакала она? Что нужно было сказать? Что сделать? И не стоило ли уйти, оставив ее наедине с этими слезами?

— Верне тут, в сущности, не при чем, — Мэб шмыгнула носом совершенно неаристократично, точь в точь девчонка из трущоб. — Дело в… неважно.

Она не хотела делиться, а Реджинальд, наверное, не хотел слушать. Перед глазами все стояла картинка того тесного объятья.