Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Папа, радушный и внимательный, открыл бутылку вина. Церковные колокола гулко звонили на пустых улицах. Воздух между ними, казалось, искрил от напряжения, и ее рука выдавала дрожь, когда она брала бокал. Чтобы создать непринужденную атмосферу, он показал ей квартиру. «Ей недоставало индивидуальности, и использовалась она только для одной цели», — рассказывала мама мне потом. Затем он повел ее в спальню.

В тот важный день отец взял девственность моей матери — или, как он иносказательно выразился, «сорвал розу без шипов».

Все четыре года дружбы с Пьетро она сохраняла свою непорочность. Полная решимости оставаться девственной до свадьбы, она отражала все наскоки своего жениха. После такого бурного ухаживания, решив, наконец, быть с моим отцом, она понимала, что на сей раз все по-другому, и ощущала бремя ожиданий.

«Он был у меня первым», — сказала она застенчиво. С того самого дня она и мой отец были неразрывно связаны — муж и жена в своих сердцах, пусть и не по закону.

Для моей матери этот первый опыт был и болезненным, и огорчительным. После соития она чувствовала себя грязной и грешной, особенно в священный день траура. Тот момент наверняка ощущал как священный и мой отец, держа ее в своих объятиях, — только по иным причинам. Хотя его всегда восхищали ее скромность и застенчивость, обнаружив, что она была девственницей, он был поражен до глубины души, и эта ответственность глубоко подействовала на него. Он оценил, что получил от нее нечто драгоценное, и, в свою очередь, почувствовал, что теперь она стала «его навсегда». Словно выключатель щелкнул в его голове, и чувства к ней перешли на иной, более высокий уровень.

Его Бруникки была чиста. Она принадлежит ему. Он никогда никому не позволит прикоснуться к ней.

К бесконечному облегчению матери, его страсть к ней не увяла. Напротив, он засыпал ее еще более пламенными любовными посланиями и знаками своей привязанности. В последующие дни они встречались так часто, как могли, — нередко в его квартире, — и он ни разу не дал ей повода усомниться в своей преданности.

Отбывая в очередную деловую поездку, он слал ей телеграмму за телеграммой с непрестанными уверениями в своей любви. Она не могла сомневаться в его пылкости, а поток писем помогал рассеять любые возможные страхи насчет того, чем он занимается за границей. Она старалась избегать мыслей о том, к чему приведут их отношения, и жизнь ее менялась так, как она даже представить себе не могла.

Все казалось почти идеальным до того дня в ноябре 1958 года, когда моя мать, которой исполнился двадцать один год, узнала, что беременна.

Прошел всего месяц со дня смерти папы римского. Когда до ее сознания начало доходить, какими могут быть последствия, она поняла, что жизнь рушится. Позор родить от него ребенка уничтожил бы ее, а в том репрессивном обществе, в котором они жили, урон, нанесенный репутации каждого из них, был бы непоправимым.

В наше просвещенное время, когда общество признает право женщины на выбор и аборт больше не находится под запретом, просто ошеломительно думать о страшных ситуациях, с которыми сталкивались тогда молодые женщины. Хотя в Британии аборт был легализован в 1967 году, а в США — в 1973 году, в Италии это случилось только в 1978 году, и даже тогда за эту операцию женщин отлучали от Церкви. До этих перемен буквально в каждой стране газеты печатали жуткие истории о женщинах, погибших от нелегальных абортов. В Италии по сей день есть немало врачей, которые отказываются проводить эту процедуру по «религиозным соображениям».

В Риме 1958 года для моей матери это означало одно: если бы она предпочла избавиться от ребенка и на нее донесли бы властям, ее могли бы отправить в тюрьму сроком до пяти лет. Папа аналогичным образом попал бы в тюрьму как отец незаконнорожденного ребенка. Мама уже заплатила большую цену за возможность быть с ним, но с некоторого момента этот эмоциональный долг должен был увеличиться вдесятеро.

Когда мама в конечном счете все равно потеряла ребенка, она чувствовала едва ли не облегчение. После выкидыша, вернувшись домой, она легла в постель и съежилась от боли в нижней части живота и поднимающейся температуры, вызванной инфекцией. Когда бабушка увидела, в каком состоянии находилась ее дочь, она решила, что дело в пищевом отравлении, и только когда она вышла из квартиры, моя мать смогла позвонить подруге и попросить о помощи.

Когда они снова встретились с отцом (это произошло несколько дней спустя), она, бледная и изнуренная, рассказала ему, через что ей пришлось пройти.

— Это было ужасно, Альдо, — всхлипывала она. — Я никогда не испытывала такой боли.

Разрыдавшись, она добавила:

— Почему это случилось? Что с нами станется? Как мы сможем теперь быть счастливыми?

Он был в ужасе, безостановочно целовал ее и обещал, что все будет хорошо.