Во имя любви

— Хорошо, что ты запоминаешь мои слова, — не остался в долгу Касаткин. — Но… В школе геометрия — евклидова, прямая. А в жизни получается — по Лобачевскому. Извилистая геометрия… Я ведь соображаю… — Вор в законе понизил голос до шепота. — Понимаю тебя, хоть и не в курсе тонкостей. Чувствую, что-то ты предать должен или нарушить обещание. Однажды по правилам ускользнул от подлости, но теперь… Дважды не бывает. Перетерпи. Один раз Бог простит. — С этими словами он дружески и энергично хлопнул Лаврикова по колену. Вроде как подбодрил. — И ты прости уж за поздний визит и… ультиматум. Поеду. Рано привык ложиться, а нам еще пилить и пилить по этим сумасшедшим дорогам… Четверг. До двенадцати. Не оплошай.

— Уж постараюсь, — ответил Федор Павлович после секундной паузы.

Говорить больше было не о чем. И так все сказали друг другу. Лавр выбрался из салона «мерседеса» и, не простившись с высокопоставленным в криминальном мире гостем, ссутулившись, направился к даче. Разухабистые разговоры в стане телохранителей тут же прекратились. Мошкин, распростившись с троицей Касаткина, заспешил вслед за Лавриковым. Что касается оставшихся братков, то те, так и не получив от босса никаких соответствующих инструкций, лишь равнодушно проводили Александра взглядами. После чего двое из них заняли места в джипе, а третий, долговязый детина с широким, на пол-лица носом вернулся к «мерседесу» Касатика и занял свое законное место за рулем дорогостоящего и престижного авто.

Все дверцы обеих машин захлопнулись, а затем взревели и моторы. Иномарки тронулись с места. Развернувшись, они укатили прочь от лавриковской дачи. Сначала «мерседес», а вслед за ним на почтительном расстоянии и внедорожник. Шум и суета мгновенно сменились наступившей тишиной.

Лавр поднялся на крыльцо и скрылся в недрах своей обители. Он даже ни разу не оглянулся. Ни на отчаливших гостей, ни на сопровождавшего его до порога Санчо. Мошкин, впрочем, все прекрасно понимал. Видать, разговор с Касатиком не принес Лавру никаких положительных эмоций. Расспрашивать сейчас Федора Павловича о чем-то было бессмысленно. Да он и сам в скором времени поведает преданному соратнику суть беседы.

Елизавета Михайловна и Иван, находящийся в отведенной женщине комнате, также прекрасно слышали шум автомобилей, подъехавших к территории дачи. Все это время старая экономка и мальчик сидели тихо и не покидали пределов помещения. Не торопились они выйти за дверь и после того, как таинственные машины незваных визитеров укатили в неизвестном направлении. Кирсанов приблизился к окну и старательно пытался разглядеть хоть что-нибудь в сгустившейся уличной темноте. Более или менее ему удавалось сделать это. Голощапова осталась возле порога, но свет по-прежнему не включала.

— Испугался? — шепотом спросила Елизавета Михайловна.

— Нет, — честно ответил Кирсанов, но почему-то непроизвольно поежился. — Там не было… плохой машины.

Лиза не успела уточнить, что именно имеет в виду мальчик. Входная дверь, ведущая с улицы в общую комнату на первом этаже, резко распахнулась, затем в холле вспыхнул свет, и в тишине дачи раздался громкий окрик Лаврикова:

— Федечка!

Голощапова, оставив Ивана в комнате, успела выскочить навстречу хозяину апартаментов в тот момент, когда он уже собирался было развернуться и вновь выйти на улицу в сопровождении неизменного Александра Мошкина. Лавр только мазнул по ней взглядом, вскинув голову, еще раз окликнул сына, обитавшего где-то в недрах второго этажа, и шагнул в направлении крыльца. Щурясь от яркого света, Елизавета Михайловна по лицу Федора Павловича пыталась определить его настроение.

— Так мне готовить квартиру? — несмело произнесла она, так и не сумев ничего прочесть в глазах бывшего криминального авторитета.

Лавриков замер на месте, уткнувшись взглядом куда-то за спину Мошкина, оккупировавшего дверной проем. Как назло, Голощапова застала его своим вопросом в самый неподходящий момент. Тогда, когда он был готов к нему меньше всего на свете. Федору Павловичу потребовалось не более пяти секунд, дабы вернуть себе самообладание, после чего он опять повернулся к женщине. Заставил себя улыбнуться.

— Конечно, — просто ответил он. — Все без изменений. Это… — Лавр ослабил узел галстука, а затем и вовсе сдернул его с воротника, — совсем по другому поводу гости…

Больше он не добавил ничего. Санчо предусмотрительно посторонился, и Федор Павлович шагнул на свежий воздух. Даже дверь за собой оставил распахнутой. Елизавете Михайловне ничего не оставалось делать, как вернуться обратно в свою комнату. Иван уже сидел на кровати, погруженный в какие-то собственные мысли. Голощапова подхватила с тумбочки ридикюль, подошла к мальчику и нежно поцеловала его в щеку.

— До завтра, Ваня, — мягко произнесла она.

— До завтра, Лиза… — машинально откликнулся Кирсанов, и женщина почувствовала в его голосе ничем не прикрытую апатию.