Во имя ненависти

Только что я узнал, что в тридцати километрах от нашего аэродрома автоколонна подверглась бомбардировке со стороны штурмовиков противника. Илы появились неожиданно. Они быстро, блестяще выполнили поставленную перед ними задачу и возвратились на свой аэродром. К моменту же появления над местом трагического происшествия наших истребителей, от автоколонны осталась только черные от копоти, дымящиеся остовы всех двенадцати грузовиков и четырех машин сопровождения...

19 марта 1943 года. Суббота

Шел восемнадцатый час, когда над аэродромом появился Юнкерс. Он летел неровно, медленно, словно чего-то выжидая. Изрядно потрепанный советскими ПВО, бомбардировщик тяжело опускался на аэродром, оставляя за собой длинный, черный, дымовой след. Единственный уцелевший самолет из своей группы... Летчик, пилотировавший его, несомненно, был асом. Опустить на посадочную полосу и вывести к ангару машину, поршневые двигатели которой работают всего на тридцать процентов от положенной им мощности, способен не каждый...

Летчика звали Гансом Фридрихом Шростэ. Из разговоров я узнал, что этот человек принимал участие в югославской компании, и с началом второй мировой войны, воевал на восточном фронте на протяжении нескольких лет. Я его не знал лично. Но восхищаюсь хладнокровностью его рассудка. Несчастный посадил самолет... и скончался у нас на руках.

Я не хочу сеять зерна пессимизма в душах своих товарищей, но зрелище горящего, лежащего у ангара бомбардировщика, наводит далеко на не оптимистичные мысли... Мысли, прежде всего, о том, сколь ничтожна цена человеческой жизни в этой нелепой войне, развязанной по прихоти Богочеловека, возжелавшего сформировать на планете новый мировой порядок, способный поколебать общепринятые, сформировавшиеся в течение многих веков моральные устои. Разрушить все, что таким естественным кажется мне сейчас, пусть во благо германского народа, но, несомненно, ради утопии, иначе как кощунством, я назвать не могу. Слушая речи Гитлера, Геббельса, Кессельринга, Функа и прочих подобных им идеологов о превосходстве арийской расы над расами другими, люди проникаются идеями этих личностей - паладинов, отравленных своими собственными убеждениями, и гибнут за чуждые их сознанию идеалы, презираемые теми, кого полагают недостойными сосуществовать рядом с ними. Подобные последователи, являются в моем сознании чем-то несущественным, не имеющем ни имени, ни судьбы, чем можно пожертвовать ради амбиций сильных мира сего. И Ганс Фридрих Шростэ исключением из этих правил, не является. Герой ли он? В моем понимании, несомненно. Но это всего лишь единица из многих сотен тысяч..., живых и мертвых.

20 марта 1943 года. Воскресенье.

Писать очень тяжело. Руки дрожат от свежести воспоминаний. И содрогаюсь я, когда закрываю глаза и вижу огненным фейерверком разорвавшегося в воздухе советского истребителя в нескольких десятках метров от себя. Взрывом, обломки самолета противника разлетелись под крыльями моей машины и осыпались на землю в радиусе нескольких километров... Зрелище завораживающее, но ужасное. Смерть страшна в любом ее обличии. И грех на душу я сегодня взял не малый. Но я хочу остаться человеком, а не хладнокровным убийцей... хотя бы на ближайшие несколько месяцев.

Не чувствую ног от усталости. Охота за истребителями противника, занятие достойное мужчины, но душа моя потрепана изрядно... Я хочу забыться... Но стоит мне только на минуту закрыть глаза, как вспоминается окровавленное лицо Ганса Фридриха Шростэ, а в ушах снова и снова звучит голос Геренга, некогда цинично выкрикнувшего фразу об отсутствии собственной совести.

21 марта 1943 года. Понедельник. День памяти героев.

Выдалась свободная минута. И снова, чтобы чем-то заполнить пустоту имеющегося в моем распоряжении вакантного времени, я небрежным почерком заполняю очередную страницу своего дневника. Сейчас утро. Девятый час... Начинается период "распутицы". По обе стороны фронта войска просто не в состоянии проводить операции крупного масштаба. Вот уже несколько дней прошло с тех пор, как в вермахте установилось напряженное спокойствие, при котором нельзя сказать, где и в каком направлении начнется движение войск.

Боевых вылетов нашей эскадрилии, на сегодняшний день не запланировано, но ситуация на фронте такова, что в любой момент может поступить приказ из ставки поднять истребители в воздух и вступить в противоборство с самолетами противника. Они, в последние дни, чаще обычного поднимаются в небо. Патрулируют пространство над близлежащими городами. Подобные боевые задачи пилоты германских ВВС с давних пор окрестили "Казином неба". Ставки в воздушных поединках высоки, а силы противоборствующих сторон на данном участке фронта можно считать равными. И не знают, кому улыбнется фортуна в той или иной воздушной охоте, ни асы Геринга, ни советские летчики... Русские защищают эту землю ценой своей и чужой крови. И только полный геноцид советского народа может способствовать воцарению тысячелетнего Рейха на этой земле. Но чувствую я, что война эта не закончится еще очень долго.