Читаем Во мне живет вселенная полностью

Я опускаю руки и смотрю вниз. Плота не видно, и мне приходится бежать, чтобы нагнать его. Я бегу вдоль обрыва, не замечая ничего на своем пути. Ветки царапают руки, я чувствую, как по ним стекает кровь. Мне больно, но я хочу, чтобы мне было больно, как в наказание. Я бегу, пока не врезаюсь в Хоупа. Он хватает меня за руки и кричит успокоиться, но я брыкаюсь, отчаянно пытаюсь вырваться.

- Он уходит! - плачу я, не переставая бороться. - Мне надо догнать! Папа сейчас уйдет!!

- Он мертв! - кричит Хоуп и встряхивает меня. Это немного отрезвляет.

- Он мертв, - уже спокойно повторяет Хоуп. - Он умер, помнишь?

Я качаю головой, продолжая глазами искать отца.

- Так бывает, - говорит Хоуп, прижимая к себе. - Люди умирают.

Он гладит меня по спине и тихо шепчет:

- Хочешь, я кое-что покажу тебе?

Я мотаю головой в знак согласия, тяжело дыша ему в грудь. Шипение реки исчезает, как и ветки, будто покрытые шипами, и обрыв, и эта бесконечно грустная музыка.

Хоуп отстраняется, и я оглядываюсь. Похоже, мы в библиотеке: множество книг и каких-то папок, все вокруг заполнено бумагами и документами.

Хоуп поднимается по лестнице, на второй этаж, подходит к одному из стеллажей и что-то ищет. Его рука замирает на одной из дальних коробок. Чтобы дотянуться до нее, он становится на носочки и медленно спускает к себе.

- Иди сюда, - говорит он мне. Я быстро поднимаюсь к нему. Он сдувает пыль и открывает коробку.

- Что это? - спрашиваю я. Хоуп поднимает голову и улыбается.

- Здесь все твои воспоминания. Но в этой коробке - особенные.

Он достает мячик и рваный блокнот. Открывает его и начинает читать.

- Мне пять лет. Сегодня лето и сегодня я счастлива...


Слова растворяются, все вокруг тоже вдруг исчезает. Остается только прошлое.

На мне платье в горошек и шлепанцы. Я стою в луже и смеюсь. Холодный дождь стекает по моему лицу, он забрался под одежду и пропитал собою волосы. Я дрожу от холода, но не обращаю на это внимания. Папа стоит передо мной на четвереньках и гавкает, как собака. Он выглядит моложе, побритый и ухоженный, и глаза его светятся молодостью и жизнью.

- Ты - черный лабрадор, папа! - смеюсь я, показывая на него пальцем. Я прыгаю, потому что не могу стоять на месте, и обрызгиваю папу из лужи. Он гавкает и спрашивает:

- И как же меня зовут?

Я чешу маленьким пальчиком голову, показывая, что размышляю над этим вопросом, и отвечаю:

- А у тебя нет имени!

- Как это нет? - смеется папа. - У каждого должно быть имя.

- А у тебя - нет! Бе-бе-бе!

- Ах, ты! Дразнишь меня? Ну, держись! Я тебя сейчас покусаю, так и знай!

Папа гавкает и на четвереньках пытается догнать меня. Я заливаюсь смехом, убегая от него. Некоторое время папа "не может" дотянуться до меня, а потом вдруг валит на землю и начинает щекотать.

Дождь крупными каплями падает с серого, скучного неба. А я, счастливая пятилетняя девочка, задыхаюсь от смеха. Ведь это чудесный день. Еще один чудесный дождливый день...


Передо мной снова лицо Хоупа. Он стоит на коленях с блокнотом в руках.

- Понравилось? - спрашивает он, улыбаясь.

- Почему я не помню этого?

Хоуп пожимает плечами.

- Только сейчас не забывай, ладно?

Я часто киваю и вытираю глаза.

- Никогда не забуду! Как я могу?

Я сажусь рядом с Хоупом и опускаю голову ему на плечо.

- Ты покажешь мне еще раз? - тихо спрашиваю я. Он молчит, а потом я слышу его тихий ответ:

- Конечно.


Тетя спрашивала, не хочу ли я переехать к ней. Я была благодарна за ее доброту и заботу, но я отказалась.

В первый раз, когда я зашла в квартиру, мне показалось, что отец гремит бутылками в комнате, но когда я забежала туда, кроме застеленной постели и пустого шкафа, ничего не увидела. Я вспомнила, как он лежал здесь, слабый и истощенный, и как глаза его ничего не выражали, словно он смотрел на меня, но видел мою маму.

Я прошла, будто призрак, по всей квартире: тут и там воспоминания вспыхивали в моем сознании, я стала их заложницей, и мне трудно было остановиться вспоминать. Я плакала от жалости к матери, которая лежала точно тряпичная кукла со стеклянными глазами на моей кровати; я плакала от жалости к отцу, который долго рыдал над ее телом.

Я села на диван и вспомнила, как он несколько недель неподвижно на нем сидел, не реагируя на мои просьбы и на мой плач, а потом вдруг подорвался и ушел, хлопнув дверью; пришел папа под утро, пьяный, в руке с бутылкой и больше с ней почти не расставался.

Я плакала от жалости к себе. Я чувствовала пустоту внутри себя, будто я вернулась в космос и снова сидела на луне, глядя на Землю, такую далекую и, кажется, чужую. Но не было рядом Хоупа, прерывающего нестерпимую тишину.

Я вспомнила его слова. "Прошлое всегда тянет назад" - сказал он мне. Да, он прав. Всегда был прав. Пора двигаться дальше.

Я вдохнула полной грудью и впервые ощутила, что все еще впереди. Я молода, а молодым весь мир открыт. Нужно только позволить себе быть счастливой, как бы ни неуместно это не было. Для счастья души нет запретов. И теперь я буду счастлива, и весь мир будет мне открыт, потому что нет границ. Мы свободны, как птицы. Теперь я это поняла.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза