Во мне живет вселенная

Мы с Хоупом стоим на крыше. Еще темно, небо только переходит из черного в темно-синий оттенок. Мне холодно, я обхватываю себя руками и время от времени подрагиваю. Хоуп подходит ко мне и укрывает нас одеялом. Он садится, и мне приходится сесть вместе с ним.

- Ты голодна? - спрашивает он, открывая сумку, лежащую у его ног. - У нас есть горячие бутерброды, попкорн, чай в термосе и... и все. Больше ты ничего не хочешь?

Я смотрю на Хоупа в недоумении.

- Что? - спрашивает он, застыв с бутербродом в руке.

- Нет ничего, - улыбаюсь я. - Просто... сегодня не будет никаких полетов, путешествий в космос и одуванчиков размеров с мой рост? Никаких чудес?

- Одно чудо будет, - серьезно говорит Хоуп. - Мы будем ждать рассвета.

- Рассвет? Это твое чудо?

- Это чудо всего человечества, только оно забыло об этом, - отвечает он, протягивая мне попкорн. Хоуп надевает очки и начинает неотрывно глядеть на горизонт, словно находится в кинотеатре. Я смеюсь с него, это вызывает у него улыбку, но не отвлекает от созерцания прекрасного. Я беру с него пример, разглядывая светлеющее небо над головой.

Тихо. Доносится лишь пение сверчков в траве. Лучи солнца начинают озарять линию горизонта, обхватывать небо, будто пытаются обнять; солнце обнимает и нас своим желто-оранжевым сиянием. Звезды утопают в этом утреннем свете, еще таком ярком и напористом, каком бывает только по утрам.

Я поднимаю руку, будто здороваюсь с солнцем, а оно, в ответ, просачивается через мои пальцы. Я чувствую его лучи-щупальца, теплые и ласковые.

Солнце намного больше, чем днем, оно восходит быстро и уверенно, будто хозяйка, возвратившаяся домой. Вместе с ним пробуждается и жизнь: цветы поворачивают головы, тянутся к нему, точно дети к матери; сверчки замолкают, словно в восхищении; насекомые и животные выходят из своих норок встретить первые лучи солнца; сама природа пробуждается от спячки и приветствует свою прародительницу.

Вместе с солнцем просыпается душа, и это и вправду чудесно.

Хоуп снимает очки и поворачивается ко мне. Он долго смотрит на меня, как будто пытается запомнить, а потом говорит:

- В моем присутствии больше нет нужды, Лина.

Я хочу возмутиться, но он останавливает меня взглядом.

- Мы живем всего один раз, - говорит Хоуп, взяв меня за руки. - Я хочу, чтобы ты прочувствовала смысл этих слов. Один раз. И не будет больше шанса исполнить свои мечты. Мы не имеем роскошь тратить жизнь на то, что нам не по душе.

Он убирает прядь волос с моего лица и продолжает:

- Я хочу, чтобы ты видела в жизни только лучшее и открывала в себе и в других самое лучшее. Я хочу, чтобы ты была веселой и чуточку сумасшедшей, чтобы улыбалась как можно чаще и совершала безумные поступки, от которых люди обычно или крутят пальцем у виска или безудержно смеются.

Я хочу, чтобы ты верила в себя, когда другие не верят, и верила в других, когда они в себя не верят.

Я хочу, чтобы ты могла всю ночь не спать, чтобы увидеть рассвет; чтобы ты не имела зонтов и всегда гуляла под дождем.

Я хочу, чтобы ты была свободна от денег и любила ходить босиком, чтобы ты путешествовала и обожала животных.

Жизнь так прекрасна! Я хочу, чтобы ты помнила это.

Хоуп встает, и я вместе с ним. Он крепко обнимает меня и шепчет:

- Ты видела моего прототипа в кафе. Он приходит туда каждый день, хотя ты его не замечаешь. Краем глаза ты видишь, что он на тебя смотрит, но не обращаешь на это внимания.

Хоуп отстраняется. Я смотрю в его глаза, а он смотрит в мои. Я хочу так много сказать, но все слова вдруг пропадают, растворяются, как назло в самый неподходящий момент. Хоуп кивает. Ему ничего не нужно говорить, он и так знает.

- Улыбайся! - говорит он. - И жизнь улыбнется в ответ...

Светило солнце. Ватные облака неспешно скользили по небу. Желтые, красные и бледно-зеленые листья кружились в осеннем танце; витрины магазинов искрились в мириадах солнечных лучах. Родители с детьми собирали листья с полуголых деревьев или с земли, делая из них своеобразные букеты. Искрились стекла машин, как и витрины магазинов, отражая улыбку солнца; они напоминали бриллианты, в своем ярком, прерывающемся блеске. Бездомный сидел на картонках, отдавая часть своего завтрака такой же бездомной собаке; он улыбался, и собака дружелюбно виляла своим лохматым хвостом.

В руках я держала горячее кофе и бутерброды. Я подошла к ним; мужчина с заросшей бородой поднял голову и настороженно посмотрел на меня, собака замерла. Я протянула ему еду и стаканчик и погладила собаку, а потом пошла дальше.

Бездомный крикнул:

- Спасибо!

Я обернулась и помахала ему рукой.

Босоногий музыкант играл на скрипке. Мало кто обращал на него внимания, но ему это и не требовалось. Он улыбался, и глаза его были закрыты в блаженной истоме. Музыкант играл страстно, безудержно, и все в нем говорило о бесконечной любви к своему делу.

Я положила мелкие купюры ему в банку, и когда он закончил, громко похлопала.

Музыкант засмеялся и, похоже, засмущался, а потом заиграл снова.

Я пошла дальше, думая о том, что жизнь все-таки прекрасна.