Лиля воспринимала это, как острый приступ патриотизма. Ясно же, что своя капуста всегда зеленее, а у соседа на ней гусениц вдвое больше. Это у всех так…
Признать правоту супруга Лилиан пришлось уже на третий день пути по Уэльстеру.
Они с мужем ненадолго отбились от кортежа. Джерисон решил показать супруге совершенно замечательную птицу, которая живет только в Уэльстере.
Лилиан не возражала.
Кто-то птицу показывает, кто-то коллекцию марок, кто-то представляет даму «близкому другу», и лучше уж на природе, чем в палатке посреди лагеря, да еще с ребенком под боком. Если кто в турпоходы ходил, то знают, что никакого интима в палатке не получается. Театр у микрофона, а иногда еще и театр теней.
Так что Миранду препоручили Присцилле Элонт, переглянулись – и удрали.
Подходящая полянка нашлась быстро, трава желтела, но была еще достаточно мягкой и высокой, плащ – теплым и удобным, а граф отлично умел раздевать женщин.
И вот, демонстрирует он это умение, расшннуровывая корсет на специально для него надетом платье, а тут…
– Не шевелитесь, а то стрелу влеплю!
Лилиан и Джерисон замерли на месте.
Лиля прижала к груди нагло сползающее платье, а из леса выходили люди. Один, два, три… всего шесть человек. У одного из них лук, и стрела на тетиву наложена. У остальных холодное оружие разной степени убитости жизнью. Лиля насчитала четыре здоровущих свинокола, один меч времен прадедушки Джерисона и один лук. Диагноз ясен – крестьяне вышли «на добычу».
Народный промысел, называется.
Рассказывая про угнетенный и забитый народ, борцы к нему в лапы все же не попадали. А народ вполне успешно промышлял на большой дороге, бывало дело. И угрызениями совести потом ничуть не мучился. Мужчины хоронили тела, бабы замывали пятна крови и штопали одежду, снятую с тех самых тел, дети… тут как повезет. Могли и помогать отцам в их нелегком труде. Случалось.
Лиля огляделась.
Получалось так, что один бы Джерисон этих героев разделал под орех. Но не дернется из опасения повредить ей.
А угнетенный пролетариат тем временем подходил ближе, издеваясь и охальничая.
– Ишь ты, Калк, смотри якая баба!
– Ага, сиськи, что сметана! Небось, пощупать дюже сладко!
– Так блахородная, ясно ж!
– Не про тебя, Хрук, наливное яблочко.
– А чего ж не про меня? Небось, у меня не меньше, чем у блахородных?
– Да ты с прошлого лета, нябось, не мылся, а бабоньки, они ж как, не только размер, но и чистоту уважають…
– А я почаще буду, шоб уважили…
Лиля почувствовала, как окаменело тело Джерисона.
– Упадешь, когда толкну, – шепнул супруг.
– Я их отвлеку, – шепнула Лиля. – Не подставлюсь, не бойся.
Рука Джерисона на миг сжала ее плечо.
Давно бы граф бросился вперед, но лучник оставался самым опасным. И стрелу держал… либо ему, либо Лилиан, а достанется. Видимо, из охотников, меткий и цепкий, тварь такая…
Джерисон коснулся кинжала на поясе… меч снял, ну да на этих тварей и кинжала хватит с избытком, пусть поближе подойдут.
Но в следующий миг Лиля вдруг… оттолкнула супруга?
Да, чуть назад, а потом выпрямилась. И платье, которое уже распустили нетерпеливые мужские руки, поползло с плеч.
– Господа, не будьте так нетерпеливы…
Голос был мягким, нежным, глубоким… откуда Джерисону было знать, что Лиля просто вспоминает Мерлин Монро, самую сексуальную блондинку всех времен и народов?
Правда, подражать получалось плохо, ну да ладно! До рождения Мерлин здесь еще лет пятьсот пройдет. И вообще – сойдет для деревенского театра.
– Меня хватит на всех, как истинно благородной дамы. И я даже согласна на экзистенциализм. Вы знаете, что такое экзистенциализм? Это когда дама и кавалер находятся лицом к лицу, вот так, и дама поднимает руки…
Лиля шла медленным шагом. На первом же шаге она переступила через платье, открывая все, что плохо прикрывала коротенькая, чуть выше колен, сорочка. По здешним меркам – разврат несусветный.
На втором шаге бретели сорочки поползли с плеч все ниже, и ниже, и грудь обнажалась…
Стриптиз – это ведь дразнение раздеванием, вот Лиля шла вперед, мурлыкала и дразнила, пока не дошла до лучника. А потом подняла руки, заодно сбив прицел, и пока бедолажный крестьянин смотрел на два полушария, оказавшихся у него прямо перед носом – треснула его ладонями по ушам.
Нехитрый прием, но почему-то все о нем забывают.
Женщины стараются бить в пах, как будто мужчины об этом не знают. Или в глаза, которые человек тоже защищает инстинктивно. А тут…
Сложить ладони правильно, лодочкой – и ударить одновременно. И результат будет поразительно эффективным.
Ощущение такое, словно человеку в уши два гвоздя вколотили с разных сторон, и они в черепе встретились. 12
Какие уж тут стрелялки-убивалки? Лучник рухнул на траву, из глаз его потекли крупные слезы, а Лилиан кувырком ушла в сторону, нахватав полные руки травы. И вовремя.
Там, где она находилась минуту назад, пролетел кинжал одного из крестьян. А потом там пролетел Джерисон Иртон.
И на поляне стало весело.