Во славу короля!

– Как вы понимаете, людям все объяснять сложно, поэтому мастер Шмульц с дочерью поедут с нами до Уэльстера. А там пусть делают, что им вздумается. Возьмете пока девчонку к себе в служанки?

– Если вы настаиваете, мой господин, – согласилась Лилиан.

– Да, я настаиваю.

Джерисон облил похотливым взглядом фигурку эввирки, заставив ту задрожать, а Лилю вспыхнуть от гнева. И кивнул Гэлу.

– Доставь этих двоих в таверну? И позаботься.

Вирманин поклонился, и принялся поднимать с пола старика и девушку. Пришлось взять ее на руки, а эввир кое-как уцепился за локоть воина, и так вышел вон.

Джерисон улыбнулся барону.

– Приятно было встретиться, достопочтенный. Я лично расскажу его величеству о вашем милом городе. И о том, как мудро вы им управляете.

Мэр открыл рот, но Джерисон был полностью серьезен. Так что…

– Благодарю вас, господин граф.

– Что вы, достопочтенный Орас, это мой долг. Его величество так занят, что не может по достоинству оценить всех своих верных слуг…

Лиля мечтательно вздохнула.

Эх, оценить бы этих двоих – по достоинствам? Оторвать, оценить, сравнить…

Мечты, мечты…

Лиля не удержалась уже на улице.

– Джес?

– Да, любовь моя? – мурлыкнул весьма довольный граф.

– Как ты его убедил?

– Я рассказал ему о том, что к людям надо быть милосердным. О том, что мне тоже хочется… свершать богоугодные дела и обращать грешников, и особенно грешниц. О том, что наш мир жесток…

– Джер-рисон Ир-ртон!

Благородный граф состроил невинные голубые глазки.

– Вы не верите в мое благородство, госпожа графиня? Вы разбиваете мне сердце!

Лиля огляделась вокруг в поисках чего потяжелее.

Джерисон рассмеялся и поднял руки вверх.

– Не надо! Обещаю все рассказать… но не на улице. И только после обеда.

Вскочил, негодяй, на коня, и пустил его вскачь.

Лиля и Миранда переглянулись.

Средние там века, не средние…

Женщина, у которой разбередили любопытство, страшнее голодного тигра. А уж если добыча убегает… лови его, негодяя!

Одним прыжком взлететь в седло, подтянуть к себе Миранду.

Вперед!

Только пыль столбом завилась.

Из окон магистрата большими выпученными глазами глядели барон и пастер. И кажется, радовались, что дешево отделались.

Настигнуть господина графа удалось только в номере. И то негодяй предпринял попытку отгородиться ванной.

– Девочки, я сейчас искупаюсь, и все вам расскажу!

– Папа! – взвизгнула Миранда.

– Джессссс, – прошипела Лиля.

Благородный граф понял, что сейчас его будут цинично щекотать в четыре руки, и сдался.

– Ладно! Я просто сказал этому типчику, что мы специально ехали за мастером. И заберем их обоих. Ему – не возиться, а нам все равно нужен человек, чтобы воплотить твою идею, да, дорогая?

Лиля кивнула.

Понятно, версия для Миранды.

– А проблем не будет?

– Нет. Пастера устроили доказательства, которые я ему предъявил.

– Будем надеяться.

Джерисон тряхнул головой.

– Я в этом совершенно уверен. Мири, солнышко, сбегай, поторопи с ванной?

– Да, пап.

Девочка унеслась из номера, а Лиля поглядела на супруга.

– Все не так просто?

– Я расскажу позднее. Но проблем не будет, – махнул рукой Джерисон.

Вот в этом Лиля и сомневалась.

Мало ли, что думает ее муж? Враги – они тоже думать умеют, и не хуже Джерисона. Знаем уже, плавали. Но пока оставалось лишь довериться супругу.

А еще сходить, распорядиться, чтобы мастера устроили в одной комнате с дочерью. И охраняли получше. Мало ли что?

Мало ли кто?

Разъяснения Лиля получила уже ночью, когда уснула Миранда, и супруги смогли пошептаться.

О чем-то большем даже мечтать не стоило, но хоть выспаться под крышей, искупаться и вот так, полежать, взявшись за руки, и поговорить. Тихо-тихо, в темноте.

Почему-то такие моменты бывают интимнее, чем секс.

– Что ты сказал этому гаду?

Джес не стал ломать комедию. Было поздно, да и дочь разбудить не хочется. А Лиля точно будет возмущаться, если он начнет крутить.

– Я сказал, что все знаю. И добавил, что эввир – мой.

– То есть?

– О твоих делах с мастером Лейтцем все знают…

Лиля и не сомневалась. И знают, и завидуют. И что?

– Я сказал, что Шмульц – мой человек. Через него шла моя торговля, и я приехал проверить как дела. Его дочь не шильда, а сам он святился, как и девчонка.

– Ага…

– И намекнул, что пастер влез на чужую делянку. Баб много, денег мало.

Лиля хмыкнула.

Ну да, вот это могли понять циничные твари.

Не сострадание к девчушке, и не бескорыстную помощь совершенно постороннему человеку. Помощь, оказанную просто потому, что мимо пройти нельзя. Или себя уважать перестанешь. Это им было недоступно, как гиене – стихосложение.

А вот циничное и жесткое: «мои деньги, убери руки!» поняли равно и мэр, и пастер. Не просто поняли, приняли и одобрили. Сами такие.

– И?

– Он отдает мне эввира и соплячку, я забываю обо всем, что произошло. И чтобы не было вони, увожу их из города. Жаловаться они не побегут.

– А ты можешь…

Джес хмыкнул.

Он еще в магистрате понял, что Лиля никуда без этих двоих не уйдет. И постарался минимизировать последствия.

Здесь и сейчас – он на чужой территории. Вот в Лавери он на своем месте, он дома. Там он мог бы просто приказать выбить правду из негодяев.

А здесь…