Во славу короля!

– Ноги перед тобой раздвигать? Невелика честь.

– Думаешь, тебе кто-то больше предложит? С твоей-то нищетой?

– Нищета не порок, а ты не пророк!

Ричард кашлянул.

Суть дела стала ему ясна в одно мгновение.

Он, она и отказ. Это и в Ативерне не редкость. А вот последствия бывают разные.

– Госпожа Эллейга, не марайте руки об эту пакость. Я его сам убью.

Торсвег прищурился.

Дураком он не был, запал уже остыл, и он искал теперь, как лучше вывернуться из щекотливого положения.

– Ваше высочество, перемирие нарушите?

Ричард скрипнул зубами.

– Я его сама убью! – Тира сделала шаг вперед.

– А ты вообще пока пустое место. Пока тебя не утвердил Круг, тебя вообще пороть надо, соплячка. А то взялась за оружие, девчонка!

Тира вспыхнула.

Ричард выпрямился. Но сказать ничего не успел. И дать Торсвегу в морду – тоже.

– Любезнейший, потрудитесь удалиться.

Анжелина поспела как раз к случаю. Часть беседы она слышала, и теперь была в ярости.

Каков наглец!

Эльг окинул девушку насмешливым взглядом и хотел сказать что-то, но не успел.

– Даже не сомневайтесь, о вашем поведении, недостойном мужчины и просто человека я сегодня же расскажу господину Гардрена. Поднять руку на девушку благородных кровей? На ребенка, которого еще не признали взрослым? Пойдите прочь, вы омерзительны!

Эльг скрипнул зубами не хуже Ричарда.

Вот тут он попал. Ричард не стал бы жаловаться – недостойно принца. Тира смолчала бы – или ей вовек не стать кирией. Что это за воительница, которая с ухажером справиться не может.

Но ее высочество?

И Гардрен?

Точно, расскажет. А кротостью нрава Бран никогда не отличался.

Оправдываться смысла не имело. Оставалось только не усугублять, а потому Эльг поклонился и счел за лучшее удалиться.

Анжелина посмотрела на Тиру.

– Ты в порядке?

– Да, ваше высочество.

– Ты такая храбрая! Одна, с этим подонком, я бы тут со страху померла!

– Я не думала, что кто-то придет, – честно призналась Тира. – Я здесь каждый день тренируюсь, и раньше все было тихо… наверное, он меня выследил.

Ричард тихонько вздохнул.

Вот она, рядом. И можно коснуться серебристых волос своей мечты. Можно шепнуть ветру ее имя. И – ничего нельзя.

Разве что проводить девушек до дома.

И порадоваться, что Тира и Анжелина так легко общаются. Если вирманка найдет общий язык с принцессой, то и он сможет чаще видеть Тиру Ройвсон Эллейг.

Злое дело – любовь.

Как известно, все благие дела делаются днем, в полдень, когда солнце в зените.

Тогда и Олайв глядит благосклонно на своих детей, подмечая все на земле.

И в обратную, полночь – время Холоша.

Главы кланов собирались в полдень.

Площадка для жертвоприношений находится высоко в скалах, и женщины туда не ходят. Там граница двух миров.

Горы – и вода, ручей, который струится по камням.

Трава – и лед с горной вершины.

Остается разжечь огонь, а воздух и так есть.

Большая ложбина в сказал окружена ими со всех четырех сторон, и только в одном месте вирмане пробили тропинку. Так приказал Олайв.

Поляна чиста. На ней стоит двенадцать каменных сидений, и посреди – стол. Жертвенник.

Один клан – одно место – один камень. Глава Круга подходит к большому жертвеннику и опускается на одно колено. Они – не слуги и не рабы, они дети богов, родные и любимые. Они выказывают почтение, но не рабское почитание. Это две разные вещи.

– Услышь нас, Олайв. Услышьте, боги! Мы, дети Вирмы взываем к вам. Проясните наш рассудок, не дайте свершиться несправедливости, направьте наши руки. Замкните уста лжецу и подлецу, пусть подавится гадюка своим ядом. Пусть наши решения будут честными. Услышьте, боги!

Ревет в скалах ветер, отвечая молитве.

Олав поднимает большую чашу.

– Кровью земли, кровью человеческой.

Чашу ставят на жертвенник, и Олайв надрезает запястье старым кинжалом из обсидиана. Такие ритуальные ножи есть у каждого клана.

Один за другим, главы кланов по очереди подходят к чаше, полосуют себя по запястьям, кровь течет, смешивается с кровью земли. Лица вирман спокойны и решительны.

Боль?

Они не знают такого слова.

Когда проходит последний из глав кланов, Олав достает старые же кремень и огниво. Ударяет одно об другое, в чашу сыплются искры, вспыхивает пламя, почти незаметное под ясным солнцем.

Не вспыхнет? Вспыхнет не сразу?

Откажитесь. Отмените все. Боги не дают благословения на ваши дела.

Но в этот раз все зажглось правильно. С первого удара, ровным добрым огнем. Известно же, что кровь земная – огонь, кровь людская – вода. Благословение богов – тоже огонь.

Олав поднимает руку.

– Боги приняли нашу жертву!

– Айе, – отзываются главы кланов.

– Помните, ваши души видят боги. Тот, кто пойдет против совести будет съеден слугами Холоша!

Словно в подтверждение его слов взвивается высокий столб огня в чаше. Вирмане переглядываются. Боги сказали свое слово.

Олав достает еще одну чашу, открывает мех и выливает в громадный кубок вино. Потом стискивает кулак над чашей. Из глубокого пореза в вино капает кровь.

Главы кланов так же повторяют его действия, один за другим.

Олав первым принимает чашу, первым отпивает три ритуальных глотка.

– Кровь и крови, огонь к огню. Я не допущу несправедливости. Вина одного падет на всех.