Во славу русскую

Во время подготовки акции в Кенте, в коей мне помогла лондонская организованная преступность, наподобие Солнцевских или Люберецких из 1990-х годов, я случайно напал на след мистера Гладстона. Ниточка привела к подонку, который обрёк меня на годы страданий и унижений, разлучил с семьёй. Чем заняться, когда не останется кому-либо мстить, я пока не задумывался.

Мы встретились с Гладстоном, и один из нас не пережил эту встречу. Можно считать это заурядным убийством, можно — Божьей карой, мне всё равно.

В этом мире я убедился: Бог видит всё, поэтому — что предначертано, тому не миновать. Добрый мой совет: бросить академию и закончить обучение на Васильевском острове Санкт-Петербурга, молодой курсант счёл за лучшее проигнорировать. Через год Фёдор Паскевич глупейшим образом погиб в заурядной кабацкой драке. Через месяц вилла Гринхилл сгорела вместе с обитателями. Полиция с недоумением узнала о второй драме в семействе Кунардов на протяжении короткого срока и не сочла нужным раздувать пожар в переносном смысле. Обгорелые тела похоронили, никто не стал их тщательно изучать, да и толку: свинец расплавился от высокой температуры и вытек, а круглые пулевые отверстия сами по себе мало что значат — среди рушащихся перекрытий немало острых предметов нужного размера. Вот только почему никто не попытался покинуть горящий дом?

Потом по Британии поползли гадкие слухи, что покойные братья Кунарды сильно наступили на русскую мозоль. Сам по себе этот слух не слишком был важен, однако он вдруг упал на благодатную почву. Число недовольных российскими успехами значительно превысило количество хорошо зарабатывающих на бизнесе в России и с русскими. Джентльмены в самой большой колониальной державе мира задали вопрос — если англичанам по силам брать всё, что привлекает их алчный взор в любом уголке земли, то какого дьявола за это нужно платить? Тем более давать золото русским дикарям, коих паровой прогресс ни на йоту не сделал цивилизованнее, как это показала кончина Кунардов.

Началось с мелких торговых уколов. Через Парламент прошёл билль, ограничивающий число компаний, коим дозволено торговать и посылать суда в бассейн Чёрного моря. Естественно, «Скоттиш Стимшипс» в сей список не попала. Главный офис компании перебрался в Нью-Йорк, корабли сменили флаг и порт приписки, но конкуренты быстро сориентировались, и суда под звёздами и полосками тоже получили от ворот поворот у входа в Дарданеллы.

Затем молодая и неопытная королева Виктория изволила топнуть ножкой, парламент поддержал. Из России началось бегство английского капитала, никак расцвету экономики не содействующее.

Наконец, британские лорды достали из дальней кладовой старое и проверенное временем оружие против России — науськивание Османской империи, хронически сожалеющей, что Чёрное море не омывает одни только турецкие берега.

Вредоносное шевеление эмиссаров Лондона замечено было и в центральных европейских столицах, всё лишь с одним направлением — подтолкнуть развитие событий в невыгодное для России русло. До прямой войны империй было далеко; обе не желали открытой кампании. Однако Европа и ближайшая Азия сделали заметный шажок к ней и приготовились к следующему.

А я в очередной раз понял: никакое моё вмешательство в историю ни к чему хорошему не ведёт. Стало быть, нужно исправлять последствия очередного вмешательства.

* * *

Аграфена Юрьевна окончательно отдалилась от князя. И ранее отношения между супругами, благопристойные внешне, не отличались теплотой. Разные спальни дворца, запираемые на ключ изнутри, не видели сцен, юному глазу не рекомендовавшихся, оттого не случилось общих детей. В браке с Платоном она не подумала бы оговорить себе отдельные покои, а с Паскевичем держала себя более как друг и сестра, не давала повода для злословия, но и не стала женой в том главном смысле, о котором чаял овдовевший князь, зазывая её под венец.

Тот, безутешный от потери сына, на неё порой посматривал странным взглядом, словно обвиняя: из-за тебя! Но она-то в чём виновата? Если бы вдруг, не дай Бог, что-то подобное произошло с Володенькой, она растерзала бы обидчиков как раненая волчица. Фельдмаршал ограничился поездкой в Кале, куда с острова переправили гроб с останками наследника. Он даже не попробовал разыскать драчунов, выяснить подробности, потормошить полицию…

Из него словно выдернули какой-то стержень. А месяца через полтора после похорон фельдмаршал получил странное послание, в котором лежала лишь вырезка из лондонской «Таймс». Аграфена Юрьевна тайком подглядела — ничего особенного, о каком-то пожаре в столичном пригороде. Мало ли таких.

Иван Фёдорович произнёс загадочные слова: «он хотя бы что-то сделал». Потом засобирался в Москву, откуда не вернулся, только письмо прислал о том, что упросил Строганова восстановить его на военной службе в качестве товарища Военного министра.

Княжна поняла — не к добру это. Газеты несли тревожные вести из Западной Европы, так и писали: трупный запах новой войны уже витает в воздухе. И они не ошиблись.

* * *