– Вряд ли мы сможем помочь, Виталий Леонидович, мы же только по вещам, гарь – это не наш уровень, – вновь покачал головой Фисюк-старший.
– Послушай меня, Жан Карлович, нумизмат и интеллигент, – заговорил Виталий Леонидович, вкладывая всю свою убедительность в каждое слово, – ты даже представить не можешь, насколько важная для тебя эта просьба. Стоишь тут, дурак, блеешь что-то, пытаешься отползти. Ты и твой сынок, – Роэ взглянул на горбуна, – вы просто вонючие трупоеды, которые живут лишь потому, что кому-то лень ими заниматься. Понимаешь?
– Да я не в том смысле! – Было заметно, что Фисюк заволновался. – Не в том смысле. Мы не сможем найти червяка, если он не носит оттуда вещи. Вы же понимаете? Если он что-то пронесет, то, конечно, мы постараемся.
– Начинай уже стараться, – сухо сказал Роэ, поднимаясь со стула, – носит червь вещи, не носит – неважно. Начинай шерстить своих барыг, я хочу знать, что вещей с запахом гари в городе нет. Так что, Фисюк, ищи.
Разговор был закончен, и он пошел к выходу. Жан Карлович молча за ним. Перед дверью Роэ остановился:
– Да, кстати, не уезжай никуда из города и не спи долго.
Фисюк кивнул. Но Виталию Леонидовичу этого было мало.
– Никуда из города не девайся, пока я не найду червя. Ты должен все время быть тут. Слышишь? Отвечай.
– Да, Виталий Леонидович, я все понял, – ответил нумизмат.
Когда дверь закрылась, Роэ услышал, как Фисюк ее пнул пару раз. Роэман усмехнулся: пусть бесится. Но пусть начинает искать.
Глава 31
Девочка реально захлебывалась во сне, лежа на спине. Вместо воздуха в ее легкие потекла жидкость. Густая и тяжелая, со знакомым, мерзким привкусом. И естественной реакцией на это был резкий спазм, кашель и красный фонтан из мелких брызг. Потом она быстро перевернулась на бок и прямо с кровати выплюнула густую красную струю на пол. Кровь. Она открыла рот и замерла, чтобы дать последним каплям крови со слюной спокойно вытечь на пол. Странно, но никакой боли не было, даже страха не было, а поселилась в девочке унылая усталость вперемешку с апатией. И всего один вопрос кружился, как заезженная старая пластинка, в ее голове: ну что опять? Господи, ну что опять-то?
Светлана поначалу не заметила, что в крови на полу желтеет кругляшок, валяется, поблескивая лишь одним видимым краешком.
Монетка! Она, еще не веря своим глазам, пальцем лезет в кровь. Да, так и есть! Это была та самая золотая монета, которую она прятала за щеку. Кровь во рту, кровь на полу, на пододеяльнике, на подушке, но все это сразу забылось. И вот она уже думает: кому продать монетку? Сколько она стоит? И настоящая ли она?
Взглянула на братьев – те спят – вскочила за тряпкой. А золотой держит в кулачке. Вытерла пол, сняла заляпанный кровью пододеяльник и в ванную. Стала умываться, чистить зубы, тут и щека начала болеть. Щека и еще десна. Снова кровь изо рта. Но на раковине в мыльнице лежала золотая монета, стоило на нее взглянуть, вроде и не так уже болит.
Братьев подняла, одела, быстро отвела в садик, отпустила сиделку и, пока папа не пришел, сразу села за компьютер. Сидела, трогая языком немного кровоточащие порезы на щеке и на десне, и читала: «Куплю». «Куплю». «Куплю». Желающих купить монетку предостаточно. Это ее радовало. И еще больше радовало, что стоимость подобных монеток начиналась от сорока трех тысяч. Для Светланы это были огромные деньги. Новое белье для себя, одежда для близнецов, деньги для Ивановой. Чтобы она не запугивала папу, что уйдет, если он не повысит ей ставку. Девочка стала читать и читать про монеты, даже позабыв про голод, что донимал по утрам. Но вот что было неприятно: везде, где сайты казались ей серьезными, у продавца просили паспорт. А там, где паспорт не спрашивали, возможно, поджидают мошенники. Вдруг у нее отнимут монетку? Или скажут, что у нее плохое качество? Светлана еще раз осмотрела золотой, не найдя на нем никаких повреждений. Она даже начала склоняться к мысли, что лучше будет просто отдать монетку папе и сказать, что нашла ее. И тут же девочка подумала об остальных монетах, что остались в Истоке. А что она скажет про них? Или так и будет врать всякий раз про находки? Или придется папе рассказать про ее сны. Ну да, только этого ему не хватало. Но было во всей этой истории еще кое-что, в чем девочка не хотела признаваться даже себе.
Когда пришел папа и стал выпроваживать ее в школу, она лишь выпила воды перед выходом. И про монету ему ничего не сказала.
Жаль, что не перекусила, есть девочке хотелось зверски. Раньше она тоже любила поесть, особенно после тренировок, хотя тогда ей приходилось следить за питанием. Теперь же, когда Светлана стала видеть эти сны, она все чаще и чаще чувствовала сильный голод, такой, что было все равно, что есть. Она могла бы сейчас съесть просто хлеб с майонезом. Под урчание желудка она добежала до школы, уже соглашаясь с тем, что придется потратить деньги в школьном буфете.