Во тьме безмолвной под холмом

И Лиз вняла ему. Кира заколачивала окна внизу, Фрэнк взял на себя второй этаж, а Пол, вооружившись биноклем ночного видения, дежурил у окна мансарды, поскольку с глазами у него сейчас было лучше, чем у них обоих. Джесс полагалось заколачивать окно в кладовке, но в первую очередь – не мешаться под ногами. Никчемушница! Дважды Лиз скидывала, оба раза сыновей; неужели один из них не мог выжить вместо Джесс? Пускай бы это она родилась мертвой и недоношенной. Только место занимает… Может, хоть от ее отпрыска будет толк.

Кто-то снова забарабанил в дверь.

Предосторожность. Все это – чистейшая предосторожность. Пусть думают, что ты умом тронулась. Пусть переживут эту ночь, а там посмотрим. Доски с окон легко отодрать, и ни слова об этом больше – жизнь вернется на круги своя, а вся эта история окажется временным помрачением. Пускай они – любой из них! – только попробуют сказать, что Лиз выжила из ума, уж она им покажет, где раки зимуют. Это она умеет. Но сейчас, в эту ночь – чисто на всякий случай – окна будут заколочены, а свет повсюду включен.

Тони. Ее малыш, ее красавчик, ее любимчик. Он до безумия доводил ее своими выходками – никогда не понимал, что семья превыше всего, ныне и присно, а остальной мир может катиться к херам, что недопустимо идти против своих. Как, например, в том случае с Полом (хотя Пол, который трахал все, что шевелится, а что не шевелится – расшевеливал, сам был не подарок). Но Тони она любила все равно больше, да и как иначе? Она бы Домом и Джесс пожертвовала, чтобы только вернуть Тони.

Хватит об этом, ты, выжившая из ума ворона. Лиз прокралась в коридор, направила дробовик на дверь и расслабилась, только когда Дом прогундосил:

– Мамань? Мамань? Эт я!

Переломив стволы, она впустила его.

– А хуле сразу не сказал, дурень?

Ухмыльнувшись, Дом втащил облепленную грязью спортивную сумку. Лиз захлопнула за ним дверь и заперла на ключ.

– В кухню, на стол. Джесс, неси брату горячего. Джесс!

Дверь кладовки, щелкнув, отворилась, и Джесс, по-прежнему с ребенком на руках, прошлепала в коридор.

– Кофейку, – попросил Дом.

На кухне Лиз расстегнула сумку. У Харперов хватало легального огнестрела: с полдюжины стволов 12-го калибра, старая армейская винтовка 303-го и самозарядная винтовка 22-го, вроде тех, какими пользуются в спецназе (отчего мальчики с ума по ней сходили, хотя Лиз считала, что эта пукалка просто распиарена). Но для особых случаев у них имелось несколько стволов, не учтенных законом (хотя эта стерва, Элли Читэм, стопудово что-то подозревала), которые до поры до времени были зарыты на заднем дворе.

Помимо складного браконьерского ружья[3] – всего лишь 410-го калибра, но вполне пригодного – и винтовки на оленей, было еще с полдюжины дробовиков с вопиюще незаконными модификациями. Пять из них были обрезами обычных двустволок со спиленными прикладами. Шестым номером шел помповик «Итака». Ствол и приклад также были спилены, магазин вмещал пять зарядов. Самое то для ближнего боя. Нужно быть готовыми к чему угодно.

Был еще спортивный пистолетик 22-го калибра; до запрета на ручное оружие они из него шмаляли по крысам. Лиз заткнула его за пояс, отложила двустволку и вооружилась «Итакой»: это была ее пушечка. Она зарядила магазин и взвела предохранитель.

Фрэнк притопал вниз по лестнице:

– Все готово.

– Добро. Есть чего?

– Пол как будто заметил что-то возле Воскресенского подворья. Но это не точно.

– Угу, – сказала она. В такую погоду все равно хрен чего разглядишь, но попытка не пытка. – Что бы ни случилось нынче ночью, я думаю, это будет на окраинах. Возле Воскресенского, «Колокола», наверное, а там и…

Он не верил ей, хоть и очень старался не подавать виду, но это пока. Если он выполнил то, что ему поручили, завтра во всем убедится сам.

– Но не здесь?

– Не, мы б заметили. – На его лице по-прежнему читалось сомнение.

– Может, я веду себя как вздорная старая клуша, Фрэнк, а может быть, и нет. Завтра узнаем, верно? Но сегодня мы все сделаем как положено. Лучше перебдеть. Есть возражения? Говори, не стесняйся.

Возражений, естественно, не нашлось, что и требовалось доказать. Фрэнк, конечно, кремень, но мамке перечить не станет. Лиз улыбнулась.

– Теперь вы двое берите по дробовику и заряжайте. И вот что, Дом: держи стволы переломленными, пока не будешь готов пустить в ход.

Фрэнк выбрал еще один помповик. Дом взял вертикалку; каждый прихватил по обрезу и патронташу. Дом посеменил в гостиную с чашкой кофе в руке. Фрэнк последовал за ним.

Лиз кое-что вспомнила.

– Джесс!

– Мамочка?

Тупые коровьи глаза, взгляд напуганного зайчонка.

– Ступай ко мне в комнату и принеси Библию.

– Библию.

– Семейную Библию, Джесс.

– Большую?

Боже, пошли мне выдержки.

– Да, Джесс. Большую.

Джесс колебалась, держа ребенка.

– Дай сюда, – скомандовала Лиз. – А теперь ступай принеси.

– Да, мамочка.

Лиз уселась за кухонный стол. Малютка Стивен копошился и агукал, но она взяла его под мышку и стала укачивать. Свободной рукой она достала сигарету, прикурила, то и дело запрокидывая голову, чтобы не позволить этой уродской ручонке коснуться ее лица.