Во тьме безмолвной под холмом

Джесс вернулась, пыхтя и отдуваясь под тяжестью книги.

– Ой, мамочка, не дыми на Дж… Стивена. – Она с самого начала хотела назвать малыша Джоэлем (может, так и называла, когда никто не слышал), но Лиз настояла на своем. Нечего давать детям дурацкие имена. Будет Стивеном, как прадедушка. За девкой нужен глаз да глаз: ляпнула не то имя – получи пизды. Щенок, небось, не только урод, но и дебил, как сама Джесс и Дом; если еще и звать его по-разному, еще дурнее станет.

– Кончай ныть. – Лиз вернула малютку Стивена. Джесс отступила, прижимая малыша к себе. Лиз нахмурилась и швырнула спортивный пистолет на стол. – И вот это заряди.

– Ну, мам…

– Никаких «ну мам». Ты внесешь свою лепту. И дробовик бери.

Джесс схватила коробку с патронами 22-го калибра, села на дальний конец стола и стала неуклюже заряжать пистолет.

Лиз повесила один из обрезов себе на шею и затушила бычок об пол.

– Сообрази-ка нам чайку, – сказала она Джесс.

Девчонка бегом к чайнику; патроны так по столу и раскатились. Снаружи ревел ветер. Живодеры были где-то там, искали способ проникнуть внутрь.

Шестеро взрослых, если считать Джесс и Дома. Они справятся. Работаем попарно – один наверху, другой внизу. Глядим в оба, ушки на макушке.

Она выросла на историях Ба и любила их слушать, – кому не охота послушать страшилок на ночь? – но если когда и верила, то перестала задолго до первых месячных. Житуха тут не для неженок вроде Джесс, чтоб ей пусто было. Господи, представить страшно, что Лиз могла бы стать такой же. Да чуть было и не стала, спасибо, мамка мозги вправила, даром что та еще была грымза. Во всяком случае, Ба всегда была рядом, добрая Ба, знавшая кучу разных сказок. Но это, конечно, сказки и есть; ничего такого на самом деле не бывает. О, Ба уверяла, что видела Их, когда была маленькой, но кто бы ей всерьез поверил?

Но был Тони, и Тони был мертв. Ее малыш. Ее дитя. Нет. Никакой слабости. Нет…

Лиз врезала кулаком по столу. Джесс вскрикнула.

– Не гоношись, – сказала Лиз, пожалуй, резче, чем хотела. Ладно, девчонке страшно. Ну и что? Страхом делу не поможешь. Нужно брать себя в руки и действовать.

Тони погиб, как загнанная в угол крыса. Нет, не так: сражаясь, как загнанная в угол крыса. Тони был не робкого десятка и боец отчаянный. Ее прекрасный мальчик; она гордилась им, из-за его своеволия лишь еще сильней любила, хоть и понимала, что его необходимо сломать и что сделать это придется ей.

Теперь уже не придется.

Как ему, наверное, было страшно умирать одному в холодной темноте.

На глаза Лиз навернулись слезы, нарождающийся крик распирал глотку, но она яростно утерлась рукавом, а крик подавила. Будет еще время и погоревать, и нареветься. Еще так много предстоит сделать… Еще придется говорить с полицией, чтобы увидеть Тони и забрать домой для похорон. Придется опознать его – это ее обязанность, и ничья больше, – но это подождет.

Свет замигал. Из-за Них или из-за бури? Лиз сказала себе, что виною буря, и решила цепляться за эту версию, пока не убедится в обратном. Она зажгла новую сигарету, положила дробовик на колени, надела очки для чтения и принялась листать Библию.

Надо лишь до утра продержаться; к тому времени она прочтет Библию от корки до корки и поймет, как им остаться в живых, независимо от того, что откроется при свете зари. Потому что они выживут. Харперы умеют о себе позаботиться. Одни против всего мира. Против тьмы ночной.

8

Йода Фамуйива наблюдал за спящей женой, гадая, не умрет ли она наконец этой ночью.

Последние шесть лет он видел, как болезнь отнимала у нее все. Она прожила дольше, чем предрекали врачи, но теперь осталось уже недолго. Ее каштановые волосы почти побелели, овальное лицо осунулось, а некогда гладкая кожа, ныне изборожденная морщинами, сменила цвет с кремово-белого на восково-серый. Она и похудела ужасно; рука, которую держал Йода, походила на клешню из костей и костяшек. Он нежно сжал эту руку, и у Барбары перехватило дыхание. Боль почти не прекращалась, несмотря на лекарства; она пыталась это скрыть, но он все понимал.

Барбара выросла в этих краях, и они не отпускали ее; ее сердцу милы были здешние пейзажи, и она всю жизнь лелеяла надежду вернуться. После того как ей поставили диагноз – не «если» рак победит, а «когда», – Йоде захотелось порадовать ее напоследок. Возможно, ему это удалось, но чего он лишил Шарлотту своим решением?

Отпустив руку Барбары, Йода погладил ее по лбу, кусая губы; в глазах щипало, щемило в горле. Он может заплакать, но не имеет права: он за нее в ответе.

Как и за дочку. Но ему следует забыть о Шарлотте, хотя бы на время. Сердце не вынесет столько переживаний за раз. Господь не посылает человеку больше испытаний, чем тот способен вынести, но в душу Йоды все чаще закрадывалось подозрение, что Создатель переоценил его. Как и всякую ночь, он вознес про себя молитву, чтобы жена сегодня спала спокойно.